крайней мере, не сопротивлялся так явно. Ибо тем временем практически рыдает, вскрикивая на каждом толчке, пачкая конспекты слезами и слюнями. Блондин забывается в удовольствии, не очень-то обращая внимания на то, как трясёт парня под ним, как он дёргается от каждого движения. Проникновение вдруг становится легче, член входит с хлюпающим звуком, скользя по растянутому проходу. Возбуждение всё нарастает и наконец выплёскивается потоком спермы, растекаясь внутри. Ибо только хрипит, уткнувшись лбом в столешницу, и периодически вздрагивает. – Да ладно тебе целку строить, – тянет блондин, медленно вынимая член, и замирает. На нём остались ещё капли спермы, но она почему-то окрашена розовым. Так же, как и раскрытый вход, из которого тоненькой струйкой течёт сперма вперемешку с... Это что, кровь? Блондин чувствует, как у него начинают дрожать руки. Он опускает взгляд и видит на внутренней стороне бедра уже подсыхающие кровоподтёки. Хочется закрыть глаза и совсем по-детски крикнуть «Это не я, это не я сделал, я тут ни при чём!». Он пятится к двери, оступаясь и чуть не падая. Наспех поправляет одежду и вылетает за дверь. Немного успокаивается только добравшись до дома. Ибо на дрожащих ногах ковыляет в ванну, долго сидит на полу в душе, пока вода, стекающая в слив, не прекращает окрашиваться в розовый. Вылезает, аккуратно одеваясь, стирает капли крови, прочертившие дорожку из его комнаты до ванной. В школе он на следующий день не появляется.
***
Направляясь к Ибо домой в очередной раз, блондин чувствует себя как-то неловко. Возможно он должен... Извиниться? Он сразу отгоняет от себя эту мысль. Разве они не этим занимаются? Эти педики... И им же должно нравиться? Хотя по Ибо не было похоже, что он в восторге. Блондин гонит от себя эти мысли, и у него почти получается не думать, когда он нажимает на дверной звонок. Страх и загнанная обречённость в глазах открывающего ему дверь Ибо заставляют чувство вины вернуться с новой силой. Блондин даже сжимает губы, чтобы из них вдруг не вырвалось ничего лишнего. – Привет, – произносит он. «Педик», – хочет добавить, но язык словно примерзает ко рту. Он смотрит в эти огромные полные ожидания боли глаза и тонет. – Проходи, – еле слышно отвечает Ибо, пропуская в дом. Они занимаются, оба преувеличенно демонстрируя интерес к предмету, хотя каждый чувствует себя не в своей тарелке. Как бы он ни старался отвлечься, у блондина стоит безбожно. Стоит на тихий серьёзный голос, читающий очередное задание, пухлые губы, между которыми иногда проскальзывает розовый язычок, на тонкие пальцы, переворачивающие страницы. Он вдруг представляет их на своём члене и еле сдерживает стон, незаметно опуская руку к ширинке, чтобы хоть немного оттянуть начинающую давить ткань. От этого движения Ибо вздрагивает, запнувшись, испуганно косится и выглядит готовым вскочить и убежать прочь из комнаты. Он зыркает настороженно ещё несколько раз, постепенно успокаиваясь, и возвращается к уроку, но при этом сидит как на иголках. Стыд слишком непривычное чувство для школьного хулигана, куда привычнее злоба и раздражение. Блондину хочется заорать «Прекрати, прекрати шарахаться от каждого моего движения!», схватить за рубашку, вздёрнуть со стула, прижать... Куда-нибудь... и... И будет снова как в прошлый раз? Нет... «Что ты так трясёшься? Я не собираюсь тебя насиловать!!», – мысленно кричит он в лицо Ибо. «А разве уже не?.. – услужливо напоминает совесть. – И разве у него нет оснований тебя бояться?». Все эти непривычные эмоции выматывают его, урок не лезет в голову, и, промучившись ещё полчаса, он врёт что-то про срочные дела, о которых
Кошка! 