Несколько минут они занимаются перетягиванием несчастной тетрадки, пока Ибо, наконец, не ставит локоть на свой край, прижимая бумагу к столу. Попытки выдернуть листы из-под руки терпят неудачу, и тогда, что кажется ему вполне логичным, блондин решает подвинуть самого Ибо. Он замирает на мгновение, как хищник перед прыжком, и набрасывается, тут же сжимая худенькие предплечья, заводя руки за спину, одновременно вздёргивая Ибо на ноги и укладывая грудью на стол. Вот теперь всё правильно. Так, как и должно быть. Такой урок гораздо интереснее. Ибо дёргается, сопит, брыкается и вертит задницей, когда блондин прижимается сзади, втискиваясь между разведёнными бёдрами. Одной рукой он стаскивает шорты и расстёгивает свои штаны, продолжая второй прижимать Ибо к столу, оттягивает ягодицу, сжимая, любуясь красными следами на белой коже, остающимися от его пальцев. Вот бы отпечатать насовсем. Красный след от его ладони на заднице этого... пед... На память. Странное желание... Он наконец толкается в сжатое отверстие, чувствуя, как вздрагивает под ним Ибо, слушая уже привычные всхлипы и тонкие вскрики на особенно сильных толчках. Он уже наловчился и знает, когда лучше чуть притормозить, давая расслабиться, а когда можно вколачиваться со всей силы, вцепившись в бёдра, насаживая на член до упора, заставляя проезжаться по столу. Ибо под ним притих, перестав брыкаться, расслабился, только всхлипывает на самых резких движениях, и вдруг: – Отпусти, – тихо шепчет Ибо. Так тихо, одними губами, что блондин не сразу может разобрать за собственным сбитым дыханием и шумом крови в ушах. – Что? – Руки... Отпусти, пожалуйста... – повторяет Ибо. – Я... Я не буду... Блондин хмурится пару секунд, прикидывая, что сможет сделать этот хиляк, если захочет оказать сопротивление. Шансы не в его пользу точно, поэтому блондин отпускает, обхватывая его крепче за бёдра и признавая про себя, что так и правда удобнее. Ибо слегка приподнимается, упираясь в стол свободными теперь руками. Так он хотя бы не будет проезжаться от каждого толчка по столу грудью и возить носом по конспектам. Он бы хотел... Он тянется было одной рукой вниз, но на полпути замирает, боясь реакции блондина. Он терпит из последних сил, но под конец желание пересиливает страх, и он обхватывает себя кулаком, даже не сделав толком и пары движений, кончает со сдавленным стоном, чувствуя, как мышцы входа сокращаются вокруг члена. Блондин кончает следом, навалившись сверху и кусая в шею. Они расходятся, как всегда, молча. Блондин с самодовольным видом проскальзывает в распахнутую дверь, бросая через плечо: – Пока! – не видя, как Ибо ещё долго смотрит вслед удаляющейся фигуре с выражением побитой собаки.
***
А в следующий раз Ибо готовится. По привычке уже прижав Ибо к столу, стянув штаны и скользнув рукой между поджавшихся ягодиц, блондин чувствует влагу вокруг мягкого, слегка припухшего колечка мышц. Это бесит. Он отталкивает Ибо, разворачивая к себе лицом, с гневом сверля глазами: – Ты что задумал, педик? Ты меня за кого принимаешь? Звук пощёчины разрезает наступившую тишину. – Я подумал... подумал, – бормочет Ибо, опуская глаза и держась за горящую щёку, – тебе так понравится больше... – Понравится? Я не педик! Ты... Ты что, думаешь, мне НРАВИТСЯ трахаться с парнями? Он понимает абсурдность этой фразы, как только её произносит. Между ними повисает молчаливое «А разве не этим мы каждый раз занимаемся?». Как всегда, когда не хватает слов или когда он чувствует, что не прав, блондин выходит из ситуации с помощью грубой силы. Схватив Ибо за ворот рубашки, он встряхивает того пару раз, толкая к стене, наклоняясь
Провинциал 