отозвал меня в сторону, чтобы проинформировать о состоянии Уиллы. Я слышала лишь разрозненные фразы: "неустойчивое эмоциональное состояние", "наблюдение за самоубийством", "психологическая экспертиза". Ничто не имело смысла. Все, что я видел, - это кровь. Душераздирающие рыдания моей жены чередовались с одной мыслью, которая вертелась у меня в голове, как молитва.
Это все моя вина.
Я тонул в чувстве вины, когда на следующий день пришел агент. Наши друзья и соседи погибли из-за меня. Ну, технически, из-за Риты, которая шантажировала меня, чтобы я научил ее, как саботировать ее машину. Очевидно, среди хаоса, возникшего, когда Эштон прибежал к себе домой и решил отвезти дам в больницу на машине своей жены, никто из дам не вспомнил, что Рита повредила свою машину. Дело в том, что агент упустил из виду, что тормозной трубопровод был полностью перерезан. И я отчетливо помню, как предостерегал Риту от этого. На самом деле, она была возмущена и с сарказмом напомнила мне, что у нее не было намерения убивать своего золотого гуся по имени Эштон.
Несмотря на это, я знал, что виноват, и уже готов был сдаться, когда агент сказал, что пришел задать вопросы Уилле, так как хотел выяснить, знает ли кто-нибудь, почему Лиза решила саботировать машину Риты. Запись с камеры, установленной в гараже, показала, что Лиза была последней, кто пробирался к машине в тот вечер.
"Лиза? Но почему..."
Хриплый крик заставил нас повернуться к кровати Уиллы, которая, очевидно, проснулась посреди речи агента. Уилла с видимым усилием сглотнула, прежде чем заговорить.
"Лиза чувствовала себя виноватой за роман. Она винила Риту и хотела наказать ее".
На ее глазах образовался влажный блеск, и она хрипло пробормотала: "Я понятия не имела, что она имела в виду, когда сказала, что загладит свою вину".
Агент неловко смотрел на то, как медсестры подошли и запретили ему допрашивать Уиллу, сославшись на ее нестабильное эмоциональное состояние. Я мысленно представил себе последние мгновения в этой машине; когда машина огибала поворот дороги, ведущей к больнице, тормоза отказали, и через несколько секунд они врезались в бетонную стену, которая выстроилась вдоль этого участка дороги прямо перед подъездом к больнице. Местные власти установили эту стену после того, как в последние годы несколько пьяных водителей уничтожили несколько машин на парковке больницы и даже часть отделения скорой помощи.
Когда стало очевидно, что Уилла не в том состоянии, чтобы ее допрашивать, агент ушел, пробормотав, что вернется, когда Уилла будет в более стабильном состоянии. Хотя он не стал подробно описывать информацию, которую хотел получить от Уиллы, я был уверен, что она как-то связана с токсином, который использовали Эштон и Уилла.
Что я натворил? Этот вопрос преследовал меня. Те моменты незаконного сексуального наслаждения за последние восемь месяцев вряд ли стоили тех страданий и кровопролития, которые мы все пережили за последнюю неделю.
И вдруг в моем сознании промелькнули лица моих детей. Каждая улыбка, каждая истерика, каждая ссора, которые казались такими обыденными, утомительными и даже раздражающими, теперь казались такими драгоценными. Мои дети могут потерять обоих родителей, мы с Уиллой можем попасть в тюрьму. А они ничего не сделали, чтобы заслужить это. Это была моя вина, и я не мог найти выход из этой ситуации для нас с Уиллой.
Эти мысли все еще совершали бесконечный тур по моему сознанию, когда на следующий день Уилла проснулась, и в палату вошла нерешительная медсестра. Вопреки всем ожиданиям, Рита очнулась и просила о встрече с нами, точнее, с Уиллой. Медсестра не сказала об этом открыто, но Рита, очевидно, была близка к концу.
Мы с мамой одни на всем свете 