приспособить зрение к яркому солнечному свету, проникавшему в комнату через окна. Постепенно ей удалось разглядеть смутные очертания мужчины и женщины... затем, постепенно, их лица обрели четкость в ярком солнечном свете.
Сердце Надали внезапно остановилось.
Ньютон!
Алое пламя охватило ее щеки и шею, опаляя чувства и подавляя их до потери дыхания. Великолепная молодая жена была полностью парализована, не в силах пошевелиться ни на йоту, словно ее затылок был пригвожден к кожаной подушке дивана, на котором она сидела. От ужасного шока она настолько оцепенела, что даже не смогла отвести свои зеленые глаза, чтобы не видеть наглого, насмешливого выражения ненависти и презрения на лице мужа.
— Боже мой, нет, нет! - жалобно стонала она, открыв рот, чтобы закричать, но не в силах даже сделать необходимый вдох. В голове у нее все крутилось от унижения и неверия, и она начала рыдать от стыда, что он видит ее такой, развратно обнаженной, с раздвинутыми ногами и животом, все еще наполненным горячей спермой немецкой овчарки. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой извращенной и порочной, такой опозоренной и униженной... О нет, пожалуйста, пусть это будет ошибка, молилась она снова и снова. Все это было просто кошмаром, и, конечно, она проснется в любую минуту.
— Привет, милая... Ну и представление ты всем устроила, - насмешливо произнес Ньютон, его свирепые глаза холодно смотрели на ее обнаженное молодое тело, словно безжалостные колючки обвинения. - Я не знал о твоих способностях дрессировщицы. Собаки - твои любимые или ты специализируешься и на других животных?
— О, Ньютон, я... я люблю тебя... Ты мой л-любимый, - задыхалась она. Затем, осознав, что она сказала, она беспомощно добавила: - То есть... то есть....
— Пропусти это, грязная маленькая шлюха, - с горечью сказал Ньютон, подчеркивая каждое резкое слово, чтобы акцентировать его. Она никогда раньше не слышала, чтобы он говорил так, и каждый его слог хлестал ее уши, как жалящий удар плетью. Внезапно она рухнула обратно на диван, и слезы хлынули из нее потоком, ее разум затопили стыд и сожаление, которые она больше не могла контролировать. Из ее горла вырвались сильные рыдания, обжигающие и калечащие ее, пока она не превратилась в дрожащую, содрогающуюся страдающую массу, которой некуда было деться.
— Она плачет, потому что хочет, чтобы старый Бак снова ее выебал? - пробурчал Браун, на его лице было выражение озадаченности и сочувствия. - Я выебу ее, мистер Блэквелл, если она этого хочет... Ей не нужно плакать.
— А ты не волнуйся за маленькую Надали, дурачок, потому что я успокою бедняжку по-своему, - ласково заверил его Джордж, одарив лысого придурка-слугу снисходительной улыбкой. Быстро переглянувшись с Ньютоном, импозантный сереброволосый мужчина добавил: - Видите ли, милой девочке нужен зрелый мужчина, чтобы утешить ее в такое время... кто-то вроде меня.
— Джордж, дорогой, не думаешь ли ты, что сейчас самое время прояснить некоторые вещи - пока не стало еще поздно - если мы не хотим потратить весь день на пустые разговоры? - предложила Долорес, слегка вскинув руку, чтобы показать свое нетерпение. Она боялась, что Ньютон может охладеть в сексуальном плане, если ему дать слишком много времени на размышления, и, возможно, станет еще злее, чем был... И кроме того, она все больше возбуждалась при мысли о небольшом сексуальном сеансе с соблазнительным молодым образцом мужчины - мужем рыжей шлюхи.
— Да, дорогая, полагаю, ты снова права, - согласился Джордж, прочищая горло и выпрямляясь во весь свой огромный рост. - Могли бы мы быть открытыми и честными во всем, как ты думаешь, Ньютон?
Мамина депрессия 
webmaster@3iks.ru