Почему меня нарекли пиздогрызом я понять не успел, потому что Татьяна вскочила на ноги и, сфокусировавшись на моей скромной персоне, бросилась в атаку.
Она налетела, словно фурия, и если бы ее ногти были не искусственными, то моя физиономия заживала бы очень долго. Завязалась потасовка, но силы были не равны. Я одерживал убедительную победу в противостоянии полов. Быстро скрутил бунтарку, заведя руки ей за спину, и прижал извивающееся тело к стене.
— Кого ты задавишь? — усмехнулся я, приплюснув женское тело сильнее к стене. — Захлопнись уже!
— Да ты хоть знаешь на кого руку поднял, а?!
— Знаю. На блядь дешевую...
— Ну все, не жить тебе больше... — продолжала ядовито шипеть взбеленившаяся мамзель, извиваясь и пытаясь вырваться. — Отпусти руки, пидор!
С силой отшвырнул ее в сторону. Татьяна врезалась всем телом в холодильник, а я выставил перед ее лицом указательный палец и предупредил:
— Еще раз бросишься — хлопну по лбу, и ты сразу ляжешь! Поняла?
Она резко замолкла, а я сел на свое место. Бой-баба осталась стоять, прижавшись боком к холодильнику и глядя перед собой в пол. Грудь ее быстро и тяжело вздымалась. Было заметно, что массивные сиськи под желтой кофточкой наполовину выскочили из бюстгальтера, пока мы с ней кружились в танце. Ей было обидно. Она хотела плакать.
— Да сядь ты уже, — сказал я. — Ну, или вали отсюда...
— Хрен тебе на нос, сволочь... — выдавила из себя Татьяна дрожащим голосом. Она оторвалась наконец от холодильника, прошла к своему стулу и села. — Ты первый отсюда свалишь!
Она начала всхлипывать. Этого мне еще не хватало... Может, и правда уже сваливать? Здесь и так непонятно что творится со вчерашнего дня... Меня тут вообще, по идее, быть не должно. Ночной трах, утренний недоотсос — все это как-то неправильно. К тому же, моей персоне тут явно не слишком рады. Дождусь Наталью и уйду. Она была ко мне добра и излишне ласкова, поэтому уходить по-английски просто не удобно.
Между тем, Татьянины всхлипывания плавно переходили в рыдание. Пока я раздумывал над дальнейшими действиями, она уже успела завыть в голос, уткнув лицо в руки, безвольно покоящиеся на столешнице. Ну, началось... «Наша Таня громко плачет...» Мне стало не по себе. Терпеть не могу женские слезы. Я слегка сжал ее локоть:
— Ну чего ты ревешь-то?..
— Отвали от меня! — истерично запищала бывшая бой-баба и нынешняя плакса, вырывая руку из моей ладони. — Не трогай!
— Да ладно, ладно... — я поднял руки ладонями вверх, показывая, что не имею злых намерений.
Наконец в ванной стих шум воды, затем щелкнула задвижка, и на кухню вошла Наталья Сергеевна в белом банном халате и с тюрбаном из полотенца на голове. Она осмотрела меня, затем рыдающую подругу.
— Чего вы тут орете? — спросила она. — Посуду хоть не побили? Еще познакомиться толком не успели, а ругаетесь, будто двадцать лет в браке прожили.
— Это он все!.. — Татьяна указала на меня пальцем. — Знаешь, что он мне тут набазарил?!
— Тихо! — Наталья своим властным тоном кого угодно может заткнуть. Заткнулась и плакса Таня. — Мне и знать не надо, что он набазарил. Я тебя знаю, и этим все сказано. Все, брейк, разошлись по углам!
Заплаканная стервозина замолчала, шмыгая носом, а я встал со стула.
— Ты куда? — спросила начальница.
— Да пойду я уже...
— Ну ладно, иди. Так действительно сейчас будет лучше. Пошли, провожу...
Мы вышли с Натальей в прихожую, и она сразу прильнула ко мне сзади, обхватив