стали ждать, когда дядя Юра и Сима вернутся из экскурсии по окрестностям. А они все не шли.
Лена начала беспокоиться, говорить, что они заблудятся, Макаров пытался ее успокоить, а Наташа смеялась, говоря: «Да этот лес насквозь светится! Сквозь него железную дорогу видно!». Вовке это надоело, он вышел на крыльцо, сложил ладони рупором и прокричал:
— Дядя Юра! Пора вечерять!
Через пять минут на дорожке, ведшей от дыры в заборе к дому, появился дядька, ведший за руку Серафиму Николаевну, с виду очень довольную маленьким путешествием.
— Она восхитительна! – прошептал дядя Юра на ухо Вовке, когда экскурсанты вошли в комнату. – Такого обилия женской плоти я еще не видел!
— Ах, тут такой воздух! – восхищенно говорила Сима. – Я прямо помолодела на двадцать лет!
Наташка мерзко хихикала, а Лена краснела.
После ужина все стали устаиваться на ночь. Оставив Бородиных внизу, Вовка и Наташка забрались на чердак. Света на втором этаже по-прежнему не было, и Макаров вооружился фонариком. «Кажется, я тут немного похудела. Платье местами висит, – заметила Наташа. – Как ты находишь?
— Не знаю. Платье слишком свободное, – ответил Вовка. – Может, оно просто растянулось?
— Вовик, это подло! Молодая дама в годах мечтает немного похудеть, а ты говоришь, что тряпка растянулось!
— Тебе не надо худеть! – взмолился Макаров. – Тебе некуда худеть. Вон Серафима, она не собирается худеть, и все довольны!
— Ну, честно говоря, мне до ее размеров как пешком до луны. Хотя.... Ну-ка, Вовка расстегни молнию, заедает.
Молния, как ни странно, не заедала, и Наташа вышла из платья, как Афродита из пены морской. Точно также она вышла из короткой рубашки, из лифчика и из трусиков. Вовка потянулся к ней руками, как жаждущий к прохладной воде в пустыне, и Наташа не посмела ему отказать...
Худшего места, чем нежилой чердак, для занятий любовью не найти. Металлическая крыша гудела при каждом неловком движении, а потолочные доски грозили провалом, если поставить ногу не на балку. Но Купидон, вероятно, был где-то рядом, и, если не пронзал любовников стрелами, то наблюдал за их телодвижениями с явным сочувствием...
— Пора тебе, Вовик, остепениться! – шептала Наташа в порыве страсти. – как тебе зрелые женщины.
— Пора, пора мне остепениться, – шептал в ответ Макаров. – И зрелые женщины мне нравятся, особенно Леночка Бородина.
Наташка даже перестала прыгать, мстительно не давая Вовке кончить. Она сползла с него и легла на свою раскладушку, накрывшись с головой тонким одеялом. Вовка криво усмехнулся и взял управление оргазмом в свои руки.
На завтрак Макаров наварил «быстроходной» овсяной каши, и Наташа сидела, и вяло ковыряла ложкой в тарелке. Лена Бородина тоже вяло ковыряла ложкой в своей тарелке, думая о Вовке разные грязные вещи и мысленно обвиняя в геронтофилии. Мадам Пантюшкевич была немолода, ее мать еще как была немолода, а Вовка, дядя Юра и Сима завтракали с аппетитом, собираясь ближе к полудню пойти купаться на озеро, что за железной дорогой. Лена даже хотела уехать в Москву, но дядя Юра ее удержал, пообещав показать бобровые хатки. Куда-то нужно было деть обидчивую Наташу Пантюшкевич, Вовка дал ей десять тысяч и послал ее в дальний магазин, на что дядюшка согласно покивал. Наташка разобиделась вконец, думая, что ей дали отставку, бросила ложку на стол и, схватив сумку, ушла, громко хлопнув дверью. Макаров даже привстал, хотел ее догнать, но дядька прихлопнул ладонью столешницу, словно муху убил: «Прогуляется, остынет. А мы ее подождем».
Но Наташа не вернулась, Вовка не пошел на озеро купаться, он схватил мобильник и побежал на горку звонить. Хорошо, что
Первый опыт первой измены 
webmaster@3iks.ru