Задумал Василий Львович Дементьев жениться. И так соседи на балах в Н-ске перешептываются, мол, барин только и может девок крестьянских портить да крепостных себе новых делать. А чтобы все вышло наверняка, послал Трифона в Н-ск искать сваху. «Найдешь сваху добрую, знающую и умелую, и тащи ее сюда, в имение!», – наказал барин Трифону. – «Не мне же к ней ехать. Несолидно как-то!».
Пока Трифон ездил за свахой, решил барин навести в доме хотя бы относительный порядок. Позвал девок и баб молодых с метлами и тряпками, чтобы паутину по углам смахнули, тараканов погоняли и полы помыли. Одетый по-крестьянски, то есть в пестрядинные полосатые порты с подвернутыми штанинами, рубаху-косоворотку, подвязанную веревочкой и босой, он ходил по комнатам, всех поучал, за всеми смотрел, ну и, конечно, прошелся «насчет клубнички». Заметит бабу задастую да по мокрому полу к ней шлеп-шлеп. «Ты мой, мой, я тебе мешать не стану!», – говорил барин каждой второй уборщице. Но мешал, и даже очень, то и дело, пристраиваясь сзади то к одной, то к другой.
Барин был уже женат. Он женился, так сказать, по зову сердца, по порыву души, а вышла из этого такая скука, что не описать словами, хотя вспомнить было что...
После свадьбы со своей соседкой Дашенькой барин отправился в кругосветное свадебное путешествие, посетив Великобританию, Капскую колонию, Цейлон, Новую Гвинею и Полинезию, и везде он жадно интересовался местной культурой. Британию он посчитал скучной и пуританской, англо-голландскую колонию тоже, Цейлон его приятно удивил половой разнузданностью скульптур и храмов, а голых папуасов и папуасок Васенька счел крайне несимпатичными во всех отношениях. Сильно скрашивала скуку молодая жена Дашенька, которая, открыв для прохлады иллюминаторы, скакала на барском члене под удивленные возгласы английских моряков. Но на одном полинезийском острове она подхватила какую-то мерзкую заразу и «сгорела» в три дня. Мало того, из трупа полезли какие-то личинки, и капитан приказал похоронить тело Дашеньки в море, как простого матроса. Ее зашили в серый брезент и спустили по доске в океан под монотонную молитву англиканского священника. Василий Львович пересел на быстроходный клипер и, не выходя из каюты две недели, вернулся в Европу, а потом – в Россию. В Петербурге к нему вернулось настроение, в Москве – здоровая похоть, а в родной губернии – нетерпеливое желание скорее увидеть свой дом.
— Братец, ты колокольчики подвяжи! – попросил Васенька ямщика и пояснил. – Хочу подъехать незаметно.
Ямщик выполнил его просьбу и остановил сани в тени большого сарая напротив барского дома. Барин, молча, сошел на изрядно подтаявший грязный мартовский снег, уселся на бревно возле сарая, а ямщик, получив щедрые чаевые, уехал. На широкое крыльцо выскочила легко одетая дворовая девка, пробежала, скользя лаптями по талому снегу за угол и, задрав подолы, уселась на корточки. Весело зажурчала толстая струя, и девка, отлив, вытерла мокрую промежность подолом, оправила рубаху и сарафан и бегом вернулась в дом. Все кругом мое, подумал барин, и девка тоже. Хочу высеку, хочу отдеру. Хорошо дома! Он легкими шагами взошел на крыльцо и распахнул дверь, за которой уже стоял Трифон и кланялся барину в пояс...
С тех пор барин из родного гнезда уезжал всего раза два, и все на дворянское собрание в город Н-ск. И оба раза ему там не понравилось. И одет немодно, и причесан не так, и ноги ставит ступнями внутрь, как медведь. А после того, как Василий Львович при вальсировке отдавил жене градоначальника ногу до хромоты, и тот едва не вызвал его на дуэль, барин вообще дал слово самому себе
Авантюрист 
webmaster@3iks.ru