говорила, что шампанское не может прокиснуть, у нее непривычно ярко загорелись глаза, а теперь опять погасли.
— Мы шампанское пить не будем. Шампанское – завтра! Сейчас будет индийский кофе из банки и овсяное печенье.
— Из коробки?
— Из коробки.
— А кипяток из чайника.
— И откуда ты все знаешь?
Кажется, наша Снегурочка начала оттаивать, подумал я, не припомню, чтобы дочка деда Мороза пила индийский кофе. Она пошла на кухню, а я поставил второй стул рядом, чтобы видеть ее профиль на фоне окна, освещенного фонарем. Она пришла и, как в культурном доме, принесла поднос с чашками и сухарницей с печеньем. Поставила все это на стол и села рядом. А я напел тихонько:
Дорогая, сядем рядом,
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу...
— Ого, Есенин? Ты любишь Есенина?
— Я люблю Ахматову.
— Так она писала о женском.
— О женском, но по мужскому. Разве не так?
Она еще раз сходила на кухню и на этот раз принесла большой кофейник.
— Будем пить кофе и говорить об искусстве.
— Будем, если Вы снимите свои ужасные белые колготки.
— Что?!
— Когда я вижу женщину в белых колготках...
— Это рейтузы!
— Когда я вижу женщину в белых рейтузах, мне кажется, что со мной рядом сидит гусар, и от него пахнет лошадью!
Она фыркнула в чашку с кофе, потом, закинувшись назад, звонко засмеялась, а на рейтузах расплылось темное пятно.
— Теперь действительно придется снять, – удивленно подняв брови, сказала Крапухина. – Нужно застирать.
— Нужен Лимон. У Вас есть лимон?
— Да, у меня есть лимон. Я отрежу половину, мы ее нарежем дольками и будем пить кофе с лимоном.
— А другой половиной мы поводим по Вашим лосинам, господин корнет, и застираем.
Она встала и под марш «Гром победы, раздавайся...», который я сыграл на губах, сняла белые рейтузы с неприличным пятном спереди. Потом мы опять взялись за кофе, теперь с лимоном.
Людмила Викторовна опять расплескала кофе, на этот раз на блузку. А все потому, что я рассказал ей анекдот про поручика Ржевского, неприличный, но очень смешной.
— Ее тоже надо снять, – сказал я и потрогал пальцем маленькие шарики пуговок у нее на груди у шеи.
— Обязательно, – сказала Крапухина. – И немедленно!
Пуговок было много, и расстегивала она их долго. Так долго, что мне это надоело, и я расстегнул на ней лифчик. Застежка была тугая, а Людмила Викторовна с блузкой на голове замерла и терпеливо ждала, пока я это сделаю. А трусы, простые, полотняные, она сняла сама...
Когда я в нее вошел, она прошептала дрожащими губами: «Пожалуйста, помедленнее. Иначе я потеряю сознание».
Профессиональный риск. Документальная повесть 
webmaster@3iks.ru