а почему мои дочки не могут втягивать члены в себя, как я? — спрашиваю зелёную точку. — Могут, просто не хотят или не знают как. У них всё как у тебя, — слышу ответ. — Иди-ка сюда, — обращаюсь к Худанычу и хлопаю ладошкой по кровати рядом с собой. Пока она шла, я достала полотенце и выплюнула киской всё, что они наспускали в меня. Подтеревшись сухим концом, бросаю мокрое полотенце на пол. — Почему ты не убираешь свой член в себя? — спрашиваю, глядя на её полувялый агрегат. — Это как? В киску что ли? — она берёт свой член в руку, загибает его, суёт головку в своё влагалище и проталкивает насколько позволяет изгиб. Значительная часть остаётся снаружи. Через несколько секунд её мужской орган набухает, выскакивает, с силой бьёт её по животу и больше не позволяет себя согнуть. — Нет, не так. Смотри, — раздвигаю ноги и показываю. Из-под моего клитора появляется головка, потом выходит остальная часть. Плоть утолщается, удлиняется и перед глазами удивлённых дочерей встаёт член, размерами побольше, чем у них вместе взятых. Затем он уменьшается и через секунду прячется так же как появился. — Ого, а я думала, ты его отрезала, — удивляется Худаныч, не успевая ухватиться за него. — Хм, я тоже так хочу, — загорается Тан Таныч. — Это ещё не всё, — удивляю дочек пуще прежнего. Снова выдвигаю своё достоинство и, не трогая руками, примерно посередине сгибаю его вперёд, назад, вправо, влево, а потом немного вращаю головкой и как только рука пухлячки почти дотянулась до него, снова прячу его в себе. — Папа, как ты это делаешь? Я тоже так хочу! — выпученными глазами смотрит Худаныч. — Вы обе всё это можете. И не только это, — загадочно отвечаю на вопрос. — А что ещё можно делать? Это ещё не всё? — Тан Таныч заворожённо смотрит на мой клитор, как ребёнок на фотоаппарат из которого сейчас вылетит птичка. — Не хотела вам этого показывать, ну, ладно, уговорили. Вновь вытаскиваю член и без помощи рук направляю его в своё влагалище. Жадина принимает его как соскучившаяся после долгой разлуки роднулька, засасывает в себя насколько это возможно и сжимает что есть силы. Я еле сдерживаю себя, чтобы не застонать. На поверхности остаётся только небольшой изгиб, который тут же вдавливается и накрывается половыми губами, скрываясь от глаз моих наблюдателей. Чувствую, если сейчас не вытащу, то определённо затрясусь в оргазме прямо перед своими дочками. Резко вытаскиваю его обратно, и головка со шлепком ударяется… в подбородок Тан Таныча. — Ой, — пискнула она, схватила мой орган ладошкой и прижалась к нему щекой. — Научишь? — Я ещё не всё показала, — убираю член, и пустые ладошки вздрогнувшей дочки сжимаются в кулачки, а нос плюхается на мой лобок. — И это ещё не всё? — впечатляется дочь. — Да. Теперь садись своей киской на мой член, — выдвигаю его сантиметров на пятнадцать и ставлю вертикально вверх. — Что, правда можно? Только не кончай в меня, сегодня нельзя. Кстати, ты сама-то не залетишь? Вон сколько мы в тебя закачали. Полотенце хоть выжимай. — Эля, клапана всем поставила? — спрашиваю у зелёной точки. — Да, наслаждайтесь, — услышала ответ в своей голове. — Можно, можно, садись. И в тебя теперь можно, Эля нам всем клапаны поставила, так что не залетим. Но не забудьте, что после очередного сна в корпускулярном поле они рассосутся. — Ой, папочка, какая ты у нас классная, как я тебя люблю, — подмигнула мне Тан Таныч, усаживаясь на моего петушка до упора. — А теперь говори, что
неожиданная поворот мальчишника 