повернулась к нему, коснулась его локтя и слегка погладила.
— Слушай, если ты не против, может, мы еще раз... как-нибудь... встретимся.
Он сказала это, будто ее ждала бесконечная тоска и она пыталась ухватиться за последние нити радости.
— Да, конечно. Я свободен по выходным обычно.
Его звали Филипп. Он познакомился с ней на первом курсе. Она была старше на два года, встречалась с парнем из ее потока, высоким, привлекательным до зависти. Макса знали многие в университете, он проводил многие праздничные мероприятия, и она была его ассистенткой и любовницей. Он был эпицентром вихревых разговоров и смеха, и она держалась рядом с ним. Он был высокий, а она — ниже него на голову и любила вставать на цыпочки, обхватывать его шею, чтобы поцеловать. Филиппа же особо не замечали, хотя он и «был» частью того небольшого светского общества. Общество это вспоминало о нем, когда обнаруживало, что нет среди них того, рядом с кем бы можно было смотреться умнее или привлекательнее, и чтобы почувствовать себя умнее или привлекательнее, намеренно приглашали его к себе. Так Мария и узнала о его существовании, и совсем по-другому, по-романтичнее он узнал о ее жизни, о ее светлых волосах, о женственных формах тела, о том, что испытывает к ней чувства, когда одним вечером в университете увидел ее одну в коридоре, сидящую на скамейке напротив окна, в которое светило вечернее весеннее солнце; и она читала Бродского, и виляла висевшей на ее пальчиках синей туфелькой так, что ляжка ноги, лежавшая на колене другой, надувалась и отдавала девичьим бледным цветом.
Через год после окончания его первого курса, Мария и Макс разошлись. Она надеялась, что, когда вернется с летних каникул, сможет вернуться к нему, но осенью она только иногда встречалась с Филиппом.
И вот в баре они уже выпили пару стаканов пива, и она иногда посматривала на время. Она хотела напиться и поэтому заказала водку, выпила два шота без закуски и питья, легла на спинку дивана и закрыла глаза. Ей стало плохо, и после трех походов в туалет, она выбилась из сил. Время было позднее, ее общежитие закрывалось, и Филиппу нужно было отвезти ее.
— Нет! Я не могу ехать в общагу! Если я появлюсь в таком виде, то меня выгонят оттуда, — сказала она, прижимаясь к нему от после дождевого холода, и подняла ко нему глаза. — Давай поедем к тебе. Ты ведь комнату снимаешь?
Они заказали в такси, там ее чуть снова не стошнило, и они вышли, когда оставалось еще около километра. От холода она прижималась к его руке, чуть ли не засыпала, он ее будил и придерживал за руку. Он волновался перед самым важным этапом, потому обдумывал, как быстро и тихо снять с нее обувь, войти в квартиру, пройти через длиннющий коридор и войти в комнату; но самое главное он надеялся, что под дверью никто не будет валяться. К его счастью, там никого не было. Филипп снял с засыпающей Марии мокрые кеды, ювелирно вставил ключ в замок, повернул, открыл. Через стеклянную дверь на стену проектировался мутный свет от телевизора. Филипп прошептал Марии, чтобы она стояла на месте тихо; она, смотря куда-то вниз, кивнула, он подошел к двери, из-за которого оживленно в телевизоре разговаривали полицейские, услышал сопение старухи, взял Марию за руку и проводил через скрипящий пол в комнату. Когда дверь закрылась, когда Мария рухнула на кровать и Филип почувствовал облегчение, в коридоре включился свет. Приближалось тяжелое дыхание, переступание с хромой ноги на другую, скрипел пол. Хозяйка направлялась в его
Любовное сумасшествие 
webmaster@3iks.ru