марксизма-ленинизма» спешил я за одной очень симпатичной еврейкой от самого Алмаза до Даниловского рынка. Не Быстрицкая, не Тейлор, но оказалась чудо как хороша. Огонь, а не девка! Рахиль звали, да...
Дверь в ванную давным-давно перекосилась, и в щель прекрасно было видно, как гостья плещется под душем, словно горная нимфа под водопадом. «Вот стою я перед вами, простая русская баба», – как говорила Вера Петровна Марецкая в фильме со смачным названием «Член правительства». – «Стою и моюсь».
А при этой русской бабе было все: белое тело, тяжелые груди, лобок со слипшимися от воды волосами, округлый животик, выпуклые ягодицы. Вот только рук и ног, как у щенка-подростка, у нее было слишком много, словно неведомое лесное божество, не скупясь, оделило ее этими средствами труда и отдыха, ведь именно труд сделал из обезьяны человека.
Удивительно чувствительными бывают некоторые девицы. Вот и эта, повернув голову к двери, сказала:
— Хватит в дырку-то глядеть, лучше бы спину потерли!
Она замерла в ожидании. Все вперед, грудь вперед, живот вперед, лобок тоже вперед!
Доводилось ли вам, джентльмены, кончать в теплое пузырящееся дрожжевое тесто? Нет? как-нибудь попробуйте.
Весьма славно потер я ей спинку! И не только широкую, как печная заслонка, спину, но и зад из двух половинок каравая, и мускулистые ноги и ручищи, которыми она меня облапила и прижала лицом к низу живота. «Ох, ё!», – громко сказала нимфа, когда я, выплюнув попавшие в рот волосы, спросил ее об имени. – «Я и позабыла! Света я!».
Потом я со Светой, закутанной в мой халат, который был ей широк в плечах и не сходился на бедрах, отведали и копченой медвежатины, и оленины, и настойки на скорлупе кедровых орехов, которая способствует потенции у мужчин, и напрочь отбивает голову у женщин. После сытного ужина мы предавались настоящим, не собачьим соитиям, в постельке, как и положено представителям рода человеческого. Причем, она, удовлетворенная, говорила: «Ну, я пошла!», и уходила в выделенную ей меньшую комнату, но стоило мне начать дремать, как Света приходила снова и со словами «Я пришла!», снова забиралась на меня, как валькирия на коня. И мы скакали с ней в ночной темноте навстречу Авроре, утренней заре, то есть...
На следующий день я на работу не пошел и позвонил Виктору Ивановичу Тараскину, нашему доценту, председателю приемной комиссии и по совместительству заменявшему заведующего кафедрой профессора Савостина. Я сказал, что веду работу с женским контингентом абитуриентов, и что уже есть одна.
— Ну, как она?
— Как река Волга, - ответил я. - Широка и глубока.
— Привози ее к вечеру! – сказал Тараскин и повесил трубку.
Я так и сделал, прихватив копченую медвежатину и остатки настойки на скорлупе кедровых орехов, которая сильно повышает мужскую потенцию. Тараскин ее отведал и сразу захотел поговорить со Светой Наговицыной. Результатом переговоров явились: «правильное» заполнение документов и сдача их в приемную комиссию со штампом «Вне конкурса» и несколько минут блаженства самого Тараскина, что я определил по капелькам пота на его обширной лысине.
Вечером мы уютно уселись у торшера, и Светлана, раскрыв фотоальбом, поведала кое-что о себе. У ее родителей было шестеро детей, и все – погодки. То есть, где-то в межсезонье летом, пока зверье не набрало весу и меху, Светкин отец, Егор Ильич работал в леспромхозе и исправно клепал детишек. Детишки получались все, как один, беленькие и крепенькие, как боровички под елкой. Светка показала мне фотографию, где вся эта голая орава купалась в лесном озере, и сфотографировалась на берегу у упавшего в воду дерева. Я, пока рассматривал эту фотку и так, и эдак,
Измена и женская драка 
webmaster@3iks.ru