Она сидела на скамье возле моего подъезда и, кажется, никуда не торопилась. Возле ног девицы стояли объемный рюкзак и два коричневых чемодана...
А вечер был хорош. Тихий, теплый, совсем летний. Несколько дней, и июнь закончится, а там – в отпуск! Хорошо! Я присел на скамейку рядом с девицей. Она отдула светлую челку со лба и неожиданно сказала:
— Вы комнату не сдаете?
Вот так, сразу, ни здравствуй, ни прощай!
— Допустим, сдаю. А Вам зачем?
— В институт думаю поступать. Жить буду.
Решительная девица!
— Поступающим вуз общежитие дает, – сказал я. – Живи, не хочу!
— В общежитии не могу, – пояснила девица. – Народу много, не привыкла. А тут тихо. Вы не бойтесь, деньги есть!
Она для убедительности похлопала себя по животу и добавила:
— У меня отец – охотник, промысловик. Настрелял немного денежек.
Она засмеялась, весело, звонко, запрокинув светловолосую голову.
— Не-е-ет! Мамка навязала, говорит, что ты там есть будешь. Тут варенья, соленья. Медвежатина копченая, к примеру.
Пока мы поднимались по лестнице, она рассказала, что у нее в чемоданах кроме еды, еще смена одежды, две смены белья, любимые книги и еще много всякой ерунды, которую можно купить на всяком углу. Вот только копченой медвежатины и оленины в нашем микрорайоне не было.
Пока я копался в карманах в поисках ключей, девица выкатила на меня серые глазищи и доложила:
— А у нас двери не запирают!
— У вас – это где?
— В Карелии. Северяне мы.
— Саамы, что ли?
— Нет, русские! – с жаром воскликнула девица.
Я, наконец, отомкнул упрямую дверь и отошел на шаг назад, пропуская северянку вперед, державшую на весу свои чемоданы.
— Заходите сразу в комнату.
Она зашла и поставила чемоданы прямо на пол. Я рядом пристроил рюкзачину, и в комнате, именуемой большой, сразу стало тесно.
— Если хотите помыться или еще чего, идите в туалет. Ванна – там же, мыло, шампунь, полотенце – тоже. Халат наденьте мой, другого нет.
— Я бы помылась с дороги, – жалобно сказала девица. – Чешусь вся!
Нет, она – молодец! Простая, откровенная, из глубинки. Мама не раз говорила: «Будешь, Вовка, жениться, бери девушку из деревни, они попроще будут, без задних мыслей». А тут – Диана-охотница в северном исполнении!
Едва я это измыслил, как мне пришлось ретироваться на кухню, потому что девица принялась стремительно раздеваться и скидывать одежду прямо на пол. Прямо предбанник деревенский, а я – банщик.
— Не метено у Вас с неделю! – недовольно сказала она. – Я потом приберу.
— А? Что?
Я уже мыл руки и высунулся в кухонную дверь с полотенцем в руках.
— Я пошла! – сказала девица и потопала босиком в ванную комнату.
Кроме статной фигуры, я заметил еще большой кожаный кошель, прикрывавший волосатый лобок. Интересно, чтобы расплатиться с таксистом или в метро, она заголялась до пупа и стягивала трусы? В ее простеньком платье карманов я не обнаружил. Не было их в трусах-панталонах на резинках до середины полных бедер, и уж тем более – в объемистом лифчике.
Ну, да, я копался в ее белье, как какой-нибудь фетишист, но не нюхал и не лизал, как некоторые. Но на цыпочках проследовал в прихожую, чтобы подсмотреть за плещущейся девицей, как старцы – за библейской Сусанной. Кстати, как зовут девицу-то? Надеюсь, не Рахиль-овечка...