проявляли никакого интереса к погоне за ней, очевидно, сытые по горло.
Молодая жена попыталась вспомнить повороты, которые делала, когда добиралась до трейлера, и с облегчением увидела широкий, хорошо освещенный проспект. Теперь она чувствовала себя в безопасности, хотя пульсация между ногами и ощущение мокроты от наполнивших её стринги остатков её испытаний, не давали забыть ей то, что произошло.
***
— Что... что... кто это? — звучал в динамике непонимающий голос её руководительницы.
Было семь часов утра, и молодой жене требовалось с кем-то поговорить, а Дженис была единственным человеком, который всё понимал. Покинув трейлер, Эмили хотела поехать домой, но не была готова, ни эмоционально, ни физически, к встрече с мужем, поэтому зарегистрировалась в дешёвом мотеле. Она смогла принять душ и поспать несколько часов, но больше не могла оставаться на месте.
— Дженис, это Эмили, — ответила она, затем добавила: — Я... мне... нужно поговорить с кем-нибудь.
После нескольких пробных вопросов чернокожая женщина поняла, что её протеже очень расстроена, поэтому пригласила её к себе. Молодая жена ехала так быстро, как могла, и ровно через восемнадцать минут уже стучала в дверь небольшого бунгало.
Дженис приготовила кофе, и налив две чашки, они присели за кухонный стол. Зрелая напарница не давила, позволяя младшей двигаться в своем собственном темпе, поэтому, поскольку её эмоции усилились, Эмили потребовалось почти тридцать минут, чтобы рассказать свою историю. Она ничего не пропустила, и, когда начала описывать сцену в трейлере, то увидела, как глаза чёрной женщины стали большими.
— Твой мужчина... он трахает сучку, — заявила Дженис, когда она, наконец, остановилась.
Эмили глубоко вздохнула и начала дрожать перед хныканьем:
— Я знаю...
— Ну, а ты получила своё в трейлере. Ты хоть кончила? — спросила она, но увидев, что молодая жена смотрит на свои ноги, добавила: — Я полагаю, да.
Они молча пили кофе в течение нескольких минут, хотя Дженис было ясно, что у её коллеги ещё есть что сказать. Однако она решила остаться пассивной и ждать, пока молодая жена соберет свое мужество.
— О, Дженис... что мне делать? Мой брак разрушен, — захныкала она, стараясь сдерживаться.
— Детка, что ты хочешь делать? Ты должна сама решить, — ответила она.
— Она была... он был у неё во рту... и ты права. Там было что-то большее, — заявила Эмили.
— Но и ты получила своё от двух братьев, и это было не в первый раз, — напомнила она ей.
— Я знаю... я знаю... — сказала она тихо, затем продолжила после паузы: — Есть кое-что ещё...
Эмили объяснила ситуацию с Фрэнком, случайные встречи и его попытки соблазнения. Чем дольше она говорила, тем более виноватой чувствовала себя из-за своего поведения. Конечно, это не давало ей прочных моральных оснований, и она должна была признать, что была скомпрометирована в равной степени, если не больше.
— Девочка... Эмили... разве ты не видишь? Они подставляют тебя. Они — свингеры или что-то в этом роде, и держу пари, что твой кобель-муж всё знает об этом, — заявила она.
— Что... что? — ответила она, выглядя смущенной.
— Твой муж и эта женщина трахаются, и они хотят, чтобы ты присоединилась к вечеринке и трахнула её мужа, — пояснила Дженис.
— И ты думаешь, что Джон знает? — спросила она.
— О, детка... могу поспорить, что да, — сказала она.
Дженис позволила молодой женщине отдохнуть в её доме, пока та не восстановит достаточно сил, чтобы поехать домой и встречаться лицом к лицу с мужем. Эмили избегала телефона, но сев в машину, проверила его и увидела, что Джон звонил двадцать три раза и оставил семь сообщений.
Мартовское преображение красотки 