и попытаться воздействовать на нее своим собственным членом. Но я еще никогда не прибегала к насилию, которому подвергалась сама, когда была девушкой.
Это случилось следующим образом. Однажды утром я работала над какой-то вышивкой, когда мне передали сообщение, что меня ожидают в личных покоях настоятельницы. Услышать — значит повиноваться, и я немедленно представилась с низким реверансом не только настоятельнице, но и двум молодым монахам, находившимся в ее покоях. Одного я хорошо знала, как отца Абеляра, любимого исповедника леди Беатрис, а другого, гораздо более молодого человека, я знала лишь немного в лицо. Конечно, теперь я знаю его намного лучше, — это был не кто иной, как Юстас, который в этот момент либо наслаждается моей сестрой, либо спит у нее на руках в соседней комнате. Настоятельница приняла меня благосклонно, но мой внешний вид, казалось, оживил спор между двумя монахами.
— Это мое право, и я буду настаивать на нем, — сказал Абеляр.
— У вас будет много возможностей, — возразил Юстас, — и ее милость обещала мне ее первому. К тому же я сделал пожертвование на храм Святой Эрменгарде.
— Ты очень заботишься о святилище, — с насмешкой сказал другой. — Святилище, которое тебе небезразлично, находится между пухлыми бедрами хорошенькой послушницы!
— Преподобные отцы, вы оба, — вмешалась настоятельница, — я вынуждена напомнить вам, что эта ссора очень неприлична и производит плохое впечатление на мою прекрасную молодую послушницу.
С этими словами она кивнула им, выразительно глядя на меня, как будто рекомендуя проявить благоразумие.
— Вы не можете бросить жребий? — сказала она. — У меня есть идея получше.
Она тихо сказала им что-то, что, казалось, их позабавило, и закончила спор.
— Я согласен, — сказал Абеляр.
— И я тоже, — сказал Юстас. — В самом деле, я ради разнообразия предпочитаю тыл.
— Очень хорошо, что вы согласились, — сказала настоятельница. — Полагаю, ей лучше раздеться?
— О, конечно, пусть будет обнаженная, пусть снимает все, кроме чулок и шлепанцев, — воскликнули оба, — и лучше бы ее слегка отшлепать, только лишь затем, чтоб немного пощекотать и возбудить, но не ранить. И поскольку вы, святая сестра, уверены, что она девственница, лучше бы вам дать нам немного холодного крема или мази, чтобы облегчить наш проход, или же мы выстрелим нашей спермой прежде, чем мы войдем в ее отверстия наполовину.
И они оба засмеялись, как будто это была отличная шутка. Половина из всего сказанного была для меня полной абракадаброй, и я лишь смутно поняла, что там было что-то насчет раздевания и порки, за которыми, вероятно, последуют другие дела, в которых, казалось, оба преподобных джентльмена предложили участвовать.
Так что, хотя я и была далеко не ханжой, я с некоторой неохотой повиновалась приказу моей
настоятельницы раздеться донага для осмотра. Но поскольку выбора у меня в этом вопросе не оставалось, я начала раскрывать свои прелести. Через минуту или две я обнаженной предстала перед восхищенными, но похотливыми взглядами двух духовных повелителей.
Они немедленно начали свое обследование. «Действительно, очень хорошая девушка». «Вы говорите, только шестнадцать, леди Беатрис?» «Хм! Выглядит немного старше». «И она девственница, да? Давайте посмотрим». Все эти отдельные фразы слетели с уст обоих монахов, когда они, по-видимому, в большом восторге ощупывали и крутили меня.
Наконец, для того, чтобы определить мою девственность, они оба опустились на колени, один передо мной, а другой позади меня. Отец Абеляр приоткрыл тугие губы моей киски и, осмотрев ее и вставив палец, заметил:
— Я полагаю, что ты права, сестра Беатрис, она все еще обладает своей девичьей непорочностью.
Ипотечный кредит для среднестатистической семьи. 
webmaster@3iks.ru