— Я хочу поцеловать твои ноги, — промямлил я снова, не желая повторять ее слова.
— Ты развратный парень, Филипп, не так ли? Хорошо, расстегивай пуговицы, и покажи мне свои панталоны. Не вставай, мой мальчик, а просто опусти их вниз. Ого, я вижу, твой член отвердел! Покажи больше, — еще ниже, я сказала! Вот так-то лучше. А теперь развяжи свои панталоны и засунь их под себя. Люблю смотреть, как твои яйца давят на сиденье. А теперь пододвинься своей задницей к краю. Быстрее, мой мальчик, или я позову Сильвию. Клянусь, ей очень хочется увидеть у тебя эту большую штуку.
— Не надо, пожалуйста! — простонал я, но ее воля была исполнена. Я неуклюже присел, со своими панталонами и штанами под коленями, и выставив свой торчащий, как флагшток, пенис.
— Я дам ему то, что он хочет. Можно? — проворковала она. Она еще больше подтянула платье и полностью обнажила бедра, с серебристо-розовыми подвязками и темно-синими чулками, оттенявшими ее белоснежную кожу. О, Боже, я увидел, как раздвигаются ее сладкие губки! Какая эта была вожделенная картина! Я должен описать это и сделаю!
— Простые слова, что это такое — простые слова? — спрашивает она, — Они ведь подобны пуху на ветру; вся сущность заключается в том, чтобы их делать.
О, какая у нее предательская, и кажущаяся такой нежной, улыбка! Она придвинулась ко мне, и стоя с широко расставленными ногами, обхватила меня руками за плечи. Ее голая попка парила в дюйме от моего стоящего члена. Откинувшись чуть назад, она потянулась вниз, удерживая свою жаждущую норку прямо над моим стрежнем. Лицо ее раскраснелось, щеки округлились. Я должен был догадаться раньше, каким же я был дураком.
— Я хочу помочиться. Сиди спокойно! — произнесла она сквозь зубы, всем весом навалившись на мои плечи. Ее нос коснулся моего, страстные губы полуоткрылись.
— Теперь прикоснись своим языком к моему, — выдохнула она.
— Госпожа! — простонал я. Слово, наконец, вырвалось наружу.
— Да, Филипп, вот теперь ты хороший мальчик.
Я застонал и заскрипел зубами, потом кончик моего языка коснулся ее, но я не осмелился больше наклониться лицом вперед. О, этот персик ее щелки, едва касающийся моего набухшего жезла! Она не прижимала его к себе, не впускала в себя, а оставалась в таком положении, постоянно дразня меня, давая мне почувствовать свои соки.
Я задыхался, чувствуя, как пульсирует кровь в моих венах, а затем, к моему стыду, слова сорвались с моих губ и мой язык еще сильнее затрепетал на ее языке, когда до меня донесся ее хриплый смех. Потом ручей! О золотой дождь, хлещущий на мой член! Поток ее мочи резко ужалил мой инструмент, особенно его гребень. Мои чресла промокли насквозь, но я не смел даже дернуться, а дождь все лил и лил, и ее живот дрожал. Я чувствовал, как поток течет на пол, как он стекает дальше по штанинам.
— Давай, Филипп, работай еще языком! Ох! Он входит!
О, да, он уже оказался внутри. Я почувствовал, как дрожат ее колени, как ее ногти вцепились в мою рубашку. Ее киска раскрылась, подобно розе, вобрав в себя мой напряженный гребень, а затем поглощала его до тех пор, пока ее попка не оказалась полностью на моих бедрах. Боже милостивый, я дернулся вперед, рванулся ей навстречу, выбрасывая прямо в нее свою дивную лаву. К моему восторгу, она застонала и прижалась ко мне еще сильнее, ее лицо оживилось, и она куснула меня за
Та которая понравилась сразу. 