Я не знала, что и сказать. «Кто это был?» — сперва глупо спросила я, сжав свои горящие ягодицы, в которых все еще билось то же ощущение.
— Это неважно, любовь моя, если тебе это было приятно. Поверь, что доставить тебе удовольствие было моим единственным намерением. Пусть теперь Роджер будет в дальнейшем твоим благодетелем... Отныне предлагай свою попку ему и удваивай свое наслаждение — которое ты также можешь продлить и с теми джентльменами, с которыми я могу тебя позна¬комить.
— Но ты делаешь из меня распутницу! — возразила я.
— Распутницу, правда? Какая чушь! Это слово, порожденное ханжеством. Оно не имеет ничего общего с реальностью. Жизнь коротка, на¬слаждайся ею, как можешь, и не будем загромождать себя суждениями скудоумных. Ты унесешь с собой домой прелестнейшие воспоминания об удовольствии, к которому я и сама причастилась. Как бы я ни обожала тебя, бывают моменты, когда я хочу, чтобы ты была уступчивой, Селия, какой женщина и должна быть иногда. Ты понимаешь это?
Она перекатилась на меня, пока говорила, и прижала меня сверху. Кончик ее языка скользил вокруг моих губ. Ее тугие соски ласкали мои собственные.
— Да, но... — слабо начала было я, но она откинула назад свои распущенные волосы, опутывающие ее шею, и с любовью улыбнулась мне.
— Никаких «но», моя радость, только услада. Я поведу тебя к еще большему наслаждению. Доверься мне!
— Я хочу, но не смею, — ответила я, хотя все мои мысли можно было прочитать по моим глазам. То, что еще можно было произнести, потонуло в долгих поцелуях. Я еще раз оргазмировала в ответ на ее нежные потирания и почувствовала полную слабость, то сонное состояние, в котором я одновременно и терялась, и находилась вновь.
Когда я вернулась домой, я застала Роджера задумчивым и опасалась, что перемена в его настроении заставит его укорять меня. Однако мои опасения вскоре рассеялись. И все же, несмотря на чувство вины, я старалась облегчить свою ношу, полностью признавшись во всем, что произошло, хотя и знала, что это может навлечь на себя его гнев. Но как только я произнесла слово «исповедаться», он приложил палец к моим губам.
— Это не суд, а дом любви. Тебе не в чем признаваться, — сказал он. Какими бы сладкими ни были для меня эти его слова, я чувствовала, что не могу скрывать от него то, что позволила над собой проделать. То, чего не позволяла себе годами.
— Но дорогой, я должна тебе сказать... — начала я.
— Нет, не должна, Селия, ибо если ящик открыт однажды, оттуда слишком многое может вывалиться. Не так ли? Не всем ли нам есть в чем признаться? И что мы приобретем от этого?
Я молча упала в его сильные объятия. После этих слов он не может сделать ничего дурного. Соблазн, — и, к моему изумлению, весьма сильный, — пригласить его в себя сзади начал одолевать меня. Однако, поступить таким образом и так скоро тоже означало бы своего рода признание. Я знаю, что страсть заставит его в скором времени попытаться овладеть мной таким образом. Пусть же этот момент наступит своим чередом, и я ему не откажу. Я даже гостеприимно открою для его члена свои задние врата — настолько внезапным оказалось мое обращение в эту веру. Даже если у меня и есть, в чем признаться самой себе, так это только в том, что теперь, когда я пишу эти строки, при одной мысли об этом у меня приятно сжимаются ягодицы.
ОЛЬГИНА КАРЬЕРА 
webmaster@3iks.ru