улыбнулась она, подумав, что это прекрасный литературный каламбур.
Я отрицательно покачал головой. Мои щеки залились румянцем. Я уже достаточно хорошо знал, что в такие моменты я совершенно беспомощен в ее руках. Мои бедра начали дергаться вопреки моей воле.
— Бедная, милая Сильвия... Усадить ее на такую боль¬шую и похотливую штуку... — донеслись до меня ее слова.
— Нет! — задохнулся я.
На это она рассмеялась своим жестоким смехом и, вынув из-за ворота своего платья батистовый платок, крепко обвязала им мой трепещущий и горячий член.
— Нет? Очень хорошо, тогда я оставлю все это в таком виде, а через полчаса вернусь проверить, что ты в него не излился, — последовал ее ответ. С этим она и удалилась, оставив меня со сжимающимися от неистового желания тестикулами. Когда она вышла из комнаты, я услышал, как она кричит: «Джейн, я хочу тебе кое-что сказать!»
Мне не нужно гадать, о чем она хочет сообщить. Мое имя и имя моей милой Сильвии будут использованы самым гнусным образом. И увы, как раз в эту самую минуту мои шары так придавило к креслу, а член настолько раскалился добела, что я уже не мог дольше контролировать себя, и густо и обильно излился на завязанный платок. Сиденье подо мной содрогнулось, настолько сильной была сила сперматического извержения. Мой пенис вяло опал вниз, а волны неописуемого наслаждения быстро сменились слабостью, а затем ужасом от того, что наказание последует незамедлительно, как только Мюриэл вернется в комнату. Она, — это совершенно точно, — припишет мою «слабость» в качестве «доказательства своих слов». Я либертин (распутный, развращенный человек, бабник — прим. переводчика), которого следует держать под контролем — вот что провозгласили они с Джейн, и это несмотря на то, что они знают истинную природу происходящих событий.
Дейдр до сих пор не ответила на мое письмо, но я все еще живу надеждой. По сравнению с этими двумя она была просто ангелом скромности. Меня не волнует, что мои сестры прочтут эти слова, они все равно будут издеваться надо мной как над святошей, чего на самом деле во мне нет, а потом заставят меня вылизывать их попки, подобно собаке.
Из дневника Селии
Через какое испытание невообразимых страстей я прошла! Я рыдала, я протестовала, меня любили и принуждали — и все это за один долгий, долгий день, подобного которому еще не было в моей жизни.
Вначале Мюриэл обманула меня своим любовным искусством. Ее язык, ее грудь, ее бедра и ее задок — все это было моим, равно как и все мои прелести всецело при-надлежали ей. Мы лежали обнаженные в постели, забыв обо всем на свете, наши языки сплетались, а наши пальцы искали друг друга.
Несколько раз она мучила своими пальчиками мой задний проход, но я слабо протестовала, что не люблю этого. Я должна научиться этому, ответствовала она и сопровождала свои слова такими волнующими поцелуями, такими жаркими перекатываниями на мне, что я просто не могла заставить себя произнести «нет».
— Позволь мне подарить тебе fеuillе dе rоsе (лепестки розы (фр.) — прим. переводчика) — выдохнула она. Со¬вершенно не понимая, что она имеет в виду, я позволила ей развернуть и поставить меня на колени, а она тем временем проскользнула и стала позади меня, страстно приложив кончик своего свернутого язычка промеж моих ягодиц... О, что это было за ощущение!
— Остановись! Это слишком приятно! — неосторожно пробормотала я, на что она отвечала:
— Конечно, моя сладость, но тебе предстоит узнать еще кое-что получше.
В этот момент за дверью послышались чьи-то шаги, и я попыталась вскочить, но Мюриэл в
Нью-Йоркское метро 
webmaster@3iks.ru