у меня под юбкой! Я решила не позволять ему делать такие вольности и начала вертеться, сопротивляясь его натиску, но он вдруг стал строгим и сказал мне, чтобы я вела себя тихо. Он сказал, что хочет потрогать мою попу через панталоны, что он потом и проделал, огладив и ощупав ее всюду вокруг. А когда его палец попал в середину между двумя половинками и нежно там потерся, я внезапно почувствовала себя очень странно и необычно. Он сказал, что если я перестану крутиться, мне сразу же станет приятно, и что все мамы очень хотят, чтобы их дочери этому научились, но всегда предпочитают, чтобы обучением занимались джентльмены.
Я едва могла говорить, потому что он все время меня целовал и повсюду трогал, даже между ног! «Ох, нет!» — только и смогла я пропищать. «Ох, да, дорогая моя, потому что тебе надо учиться этому», — ответил он. Я вспомнила о маме, о том, что она может подумать об этом, и сказала ему, что не нужно этого делать, а не то я все ей расскажу.
— Ах, не стоит, потому что тогда ты будешь выглядеть неимоверно бесстыжей, и все об этом узнают, я имею в виду о твоем бесстыдстве. И тебя будут презирать за это, — сказал он.
Я наполовину поверила ему, а наполовину — нет. Ой, в какой же переплет я угодила! Увидев мои сомнения и то, как моя рука слабо пытается его оттолкнуть, он вдруг сел, прислонился к дереву и сказал, что я веду себя нехорошо по отношению к нему, и это смутило меня еще больше.
Я тоже села и начала оправлять платье. В мгновение ока он обхватил меня за плечи и вмиг положил к себе на колени лицом вниз. Ой, Боже, потом он задрал мне платье и начал шлепать по моей обтянутой панталончиками попе до тех пор, пока я не заплакала, и не взмолилась, чтобы он перестал, почувствовав, как она полыхает. У меня по щекам текли самые настоящие слезы, моя попа горела!
— Сядь и выучи назубок, что надо слушаться старших! — произнес он. Я все время всхлипывала и не могла усесться на мою бедную побитую попу, но он все же заставил меня это сделать, а потом притянул к себе и начал со мной нежно разговаривать, вытирая мои слезы. Теперь я молодая леди, сказал он, и должна поступать так, как подобает поступать молодым девушкам, а если я расскажу маме о том, как сопротивлялась, то все будут только смеяться и скажут, что я все еще ребенок.
Пока он говорил, он гладил мои груди, и я была вынуждена снова подставить ему для поцелуя свои губы. Но все же я постоянно ерзала на месте, потому что моя попа горела. Наконец, я пообещала, что ничего не скажу маме. Он опять повторил, что все будут меня ругать, если я скажу, и что все это запомнят.
Когда мы вернулись, мама сказала, что у меня немного покраснели глаза, но я ответила ей, что все это потому, что я много смеялась и терла их. Она была очень довольна тем, что я развлеклась. Все-таки я хотела рассказать ей о том, что произошло, но потом подумала, что она тоже может решить, будто я все еще ребенок.
Моя попка уже закруглилась, я в этом просто уверена. Я спросила у мамы, выпирает ли она. Мама рассмеялась и сказала, что да и что это происходит у всех молодых леди.
Из дневника сэра Роджера
Какой странный парень этот Мэнсфилд... Впрочем, мне как-то говорили, что нам все вокруг кажутся
В баре, без трусиков 
webmaster@3iks.ru