сейчас эластичные, плотные, совсем не мягко-податливые как обычно.
— Ты — маленькая распутница, — подшучивает, — все материалы по этому вопросу, смотрю, изучила?
— Неа... — все же слегка краснеет, — все никак на практике не удавалось попробовать, — хищно смотрит, снова тянется руками вниз к его члену.
— Так, Мэри! — одергивает Герман, перехватывая инициативу. — Я тебе обещаю, мы испробуем все, что ты там себе нафантазировала, но не сейчас, хорошо?
Машка было возмущается, но ее протесты эффективно заглушаются поцелуем.
— Умираю, как хочу тебя, маленькая.
Герман переступает через упавшие брюки, ни капли не смущаясь, стягивает трусы, и тут же подхватывает девушку на руки, неся в комнату.
Там царит приятный уютный полумрак — занавески плотно задернуты, на письменном столе горит лампа, на расстеленной кровати красивое постельное белье с плотным, набивным рисунком в золотистой гамме.
Герман бережно кладет Машу на середину постели и начинает поспешно раздевать. В этот раз ему не до аккуратного складывания, вещички летят в сторону, оголяя ее кусочек за кусочком. Девушка мечется, то и дело подскакивает, сама с остервенением рвет пуговки на форменной рубашке, тянется к нему, стягивая майку, желая поскорее почувствовать его, что-то пытается сказать.
— Тихо, — просит Герман, кладя указательный палец на губы, — успокойся, маленькая. Расслабься сейчас, не думай. Я сам.
Маша слушается, медленно отходит, лихорадочная гиперактивность отступает, с восторгом утопает в зарождающемся мареве наслаждения. Он, как ей и хотелось, опускается на нее всем своим крупным, поджарым телом, давая почувствовать свою тяжесть, блаженное тепло, твердость его члена, упирающегося ей в живот. Долго, жарко целует, пока она снова не начинает мельтешить под ним, но уже от возбуждения. Тогда сползает ниже, оставляя влажную дорожку на губах, шее, груди. Тянет, покусывает чувствительные соски, рукой проникает вниз, бережно раздвигая складочки. Она там вся мокрая. Готовая, жаждущая. Пальцы с легкостью проскальзывают внутрь, не встречая сопротивления. Недолго играет с ней, возбуждая еще больше, но ей этого уже мало, Машка стонет в голос, лихорадочно двигает бедрами, выгибается, всем естеством стремясь к полному обладанию.
Разве может он сопротивляться этой мольбе, этому зову? Приподнимается, достает презерватив из под подушки, рвет зубами обертку и быстро надевает. Затем опускается на локти, чтобы не раздавить ее, и медленно входит в тугое лоно, не до конца, только давая ей почувствовать себя внутри.
— Все хорошо? — осторожно спрашивает, — не больно?
— Гееееерман, — нетерпеливо требует эта начинающая нимфоманка, с силой подаваясь навстречу, — ну давай же!
Мужчина усмехается и входит до конца, вырвав протяжный полустон-полувскрик. Маша чувствует себя наполненной до краев, ее распирает от острого возбуждения, внутренний огонь пожирает ее, хочется его глубже, больше, дальше. Герман не разочаровывает, начинает двигаться быстрыми, уверенными толчками, вознося ее все выше и выше, заставляя двигаться вместе с ним, разделяя этот огонь на двоих.
Маша истошно стонет, царапает ногтями плотные простыни, голова ее бьется из стороны в сторону, упирается в стену, но она этого не замечает. Все ее существо сосредоточено на точке между ног, что разбухла до размеров вселенной и грозит взорваться в любую секунду.
— Герман... я не могу больше... — почти рыдает, не понимая, как удержать это в себе.
— Все хорошо, маленькая, не бойся. Просто позволь. Отпусти себя, — подсказывает любовник, изменив ритм и начав двигаться в ней широкими, вращательными движениями, доводя партнершу до безумия. Ловкие пальцы ложатся на клитор, трут, помогая найти выход этому переполняющему желанию.
Маша уже вся красная, едва понимает, что происходит. Это уже не наслаждение, это гораздо острее, гораздо примитивнее,
В купе с незнакомкой (часть 2) 