домой, я столкнулся с Олей и Катей — двумя барышнями, учившимися когда-то в одном классе с моим братом. Они были на три года моложе меня, брат увивался за Олей в шестом классе, она часто заходила к нам в гости. Что касается Кати, её я увидел впервые. Эта восемнадцатилетняя девушка, вчерашняя девочка, цвела и пахла первозданной красотой. Я сразу влюбился в неё, хоть и не подал виду.
Мы разговорились.
— Как дела у Егора? — поинтересовалась Оля.
Видимо, она не отпускала надежду вновь развести моего брата как лоха, продинамить, высосать и выкинуть его на помойку. По легенде она мотросила братэллу два года, дальше поцелуев дело не заходило. Вынос мозга на носилках ногами вперёд и полное психическое истощение, граничащее с неврозом, — вот и всё, что вынес мой братик из этой платонической связи.
— Замечательно, — самодовольно отозвался я.
Егор действительно вынес большой глубокомысленный урок из первой любви в девственницу-чистоплюйку. Поднявшись, он не спеша смахнул пыль с колен и тут же замутил порнографичный роман с красоткой из девятого «Б» класса. Сам он был тогда в десятом. В этот раз одними поцелуями дело не обошлось. Об этом знали все, даже не такие посвящённые в развратные утехи молодых люди, как я.
Оля грустно вздохнула. Она серьёзно поднялась в плане внешности. Я помнил её неуклюжим худощавым подростком. Выпустившись из школы, она расцвела как осенняя хризантема. Обладая фигурой фотомодели, эта девушка умудрялась фарсить, как по подиуму, где угодно — в парке, на остановке, в магазине.
Она была худая, как доска, таких ещё называют в простонародье «вешалка». Русые длинные волосы, ровные, словно лён, сплошной стеной спадали на плечи и спину до самой попы. Водопад этих волос мерно покачивался над упругими ягодицами, завораживая, отвлекая всё моё внимание от Кати. Оля часто заходила вперёд, демонстрируя прелести модельной фигуры. Красочно разворачивалась на мостике, выставляла ножку вперёд, улыбаясь с невинной жеманной грацией прелестницы. Она была в чёрной обтягивающей юбке, по традиции короткой, таких же чёрных балетках с бантиками и белой маечке с пикачу на груди, то есть её отсутствии.
Грудей у Оли не наблюдалось, даже холмиков не просматривалось. Собственно, этот момент и стал определяющим в моём пристрастии к Кате. У неё две упругие дыньки второго или даже третьего размера буквально прыгали мне в глаза каждый раз, когда мой взгляд невольно находил их. Катя была ростом метр шестьдесят с кепкой, то есть самой маленькой в нашей компании. Оля остановилась где-то на метр-семидесяти. Я же возвышался над ними со своим метром девяносто.
Катя дышала мне в грудь, а мне так хотелось поцеловать её сладенькие розовые губки, схватить её за сочные ягодицы, притянуть и насадить их на мой колом бугрящийся член.
Впрочем, ни о какой эрекции речь в тот день не шла. Во всяком случае на прогулке я оставался предельно вежливым и внимательным мальчиком. Паинькой.
Мы зашли глубоко в парк и остановились возле лавочки.
— Я бы хотела жить в Париже, — делилась фантазиями Катя. — Там есть такая улица, где живут только художники.
Мы общались о том, кто кем хочет стать. Катя горела желанием выучиться на художницу и свалить за границу.
— Надеюсь, это случиться не скоро, — сдуру ляпнул я и тут же прикусил язык.
Но было поздно.
— Почему? — Катя нахмурилась.
— Будет очень жаль, если такая красивая девушка покинет нас.
Катя улыбнулась, бросая коварный взгляд в сторону Оли. Та сияла притворным равнодушием, хотя в глубине души явно почувствовала себя уязвлённой.
— Ты тоже, Оля, не уезжай, — жалостливо проскулил я.
Девушки рассмеялись. В их смехе чувствовалась напряжённая враждебность по
Бедная Вика 