будет вытекать к моим ногам из полураскрытой раскрасневшейся пизденки. Моя прическа, состояние одежды и усталый помятый вид будут наглядно говорить каждому о том, что только что со мной сделали.
Если для отца трахать свою дочь было вполне нормальным занятием, то почему я, его дочь, должна была возражать? Кроме того, я замечу, иногда мне это занятие уже начинало нравится. Мне уже иногда нравилось чувствовать, как толстый член папы проскальзывает в мою тугую горячую дырочку. Я постепенно дошла до классных ощущений. Уже иногда пробовала сама "соблазнить" папу, крутясь перед ним и кокетничая, иногда голышом. Мне это не составляло большого труда - обычно он никогда не мог устоять.
Прошло где-то полтора года. Кэрол спала в кровати в комнате недалеко от нас ниже зала. А где-то через два месяца после дня рождения Сидни папа вдруг сильно меня удивил и огорчил одновременно. Однажды утром, войдя в нашу спальню, он подошел не ко мне, а к Сидни! На этот раз уже я наблюдала. Я только смотрела как папин член скользил внизу животика моей сестры. Он перестал сильно напирать вовнутрь только когда вошел уже почти на 3/4 - Сидни сильно запищала от боли. Я узнала блеск смазки на толстом пенисе папы - он использовал тот же самый крем, что и использовал для меня. Папа ни когда не трахал нас на сухую. Он не хотел травмировать нас. Искусственная смазка с сильным обезболивающим средством делала вхождение более легким, особенно когда папа вставлял с размахом и так глубоко, как в этот раз.
Только, конечно, Сидни была меньше меня. Папа не мог затолкнуть сразу весь толстенный член внутрь нее, как, казалось, иногда делал со мной. Папа в этот раз заботился о неразработанной писечке Сидни. Периодически выводя из нее свой член, он периодически намазывал его смазкой по всей длине. Он так же раздвинул пухленькие складочки щелки моей младшей сестры, поднес туда конец тюбика со смазкой и ввел носик тюбика вглубь. Затем сильно вдавил тюбик до упора и ввел все остатки смазки из тюбика. Пустой использованный тюбик с красноватыми следами небрежно отлетел ко мне.
Все время папа не промолвил ни слова. Он ничего не сказал ни моей младшей сестры ни мене. И мы молчали. Только когда папа увеличил нажим на крошечное отверстие Сидни и стал задвигать глубоко внутри нее, из груди маленькой девочки с каждым движением выдавливалось негромкое "Ох-х-х-х". Сидни оставалось только терпеть - папа сильно ее придавил. Особенно досталось Сидни от того, что движения папы стали резкими и грубыми перед тем, как он кончил. Потом, как обычно, он притих ненадолго, встал с нее резко выдернув член. Капельки крови только разлетелись брызгами с члена по постели. Но папа слез с кровати и ушел из комнаты. Никаких целований, ни каких объятий и ни какого "спасибо". Ни чего. Даже ни разу толком не взглянул на маленькую придавленную животом Сидни. Он не мог ее видеть - она и не могла высунуться из-под его живота. Только я видела эти торчащие из-под папы ручонки с кулачками и ножки с растопыренными пальчиками. Я догадываясь по ним о Сидни. Догадывалась, как спирает ей дыхание, как трудно ей высовывать наружу свой носик из-под большой папиной груди. Как иногда хватает воздух она ртом, как зажмуривается и старается не пищать, когда папа напирает слишком сильно. Получается, папа залез в кровать к своей дочери, засунул член поглубже, залил сперму в раздолбанную членом внутри нее полость, встал и ушел. Ни единого слова от начала и до конца.
УЧИТЕЛЬНИЦА АНГЛИСКОго 
webmaster@3iks.ru