Зимние вечера долгие. Во дворе делать нечего. Дома тепло. В печке уютно потрескивают дрова. А мы с мамой сидим у телевизора. Она села на диван, а я на пол присел, возле ее ног. Мне нравится сидеть рядом с мамой, положив голову ей на колени. Она смотрит кино, перебирает мои волосы. Покой и уют. Вдруг вытянула ногу
— Ты чего, мам?
— Ой, тянет что-то.
Принялся растирать ей икру ноги. Размякла, судорога отпустила. Такое у нее бывает. С икры перешел повыше. Начал гладить и мять бедро.
— Здесь у меня не болит.
— Давай помну немного, лучше будет.
— Знаю я твое немного. Перестань!
Успокоить подростка, чего-то втемяшившего себе в башку не так-то просто. И я продолжил гладить мамино бедро, пробираясь все выше и выше, туда, где оно встречалось со вторым и где в поросли рыженьких кудрей скрывалась цель моих манипуляций. Вот и она, такая родная и желанная. мама сжала ноги, не пуская мою руку дальше. Ну и не надо. Раскинул полы халатика и начал целовать бедра, рукой перебирая волосы на лобке. И постепенно мамины ноги расслабились, разжались, разошлись и приоткрыли складочку половых губ.
Мама откинулась на спину, еще шире раздвинула ноги. Уж чему-чему, а таким ласкам она противостоять не могла. Сдавалась без боя на милость победителя. я вылизывал маму и она кончала. А потом отдавалась мне. разрешала делать с ней все, что угодно. Я и делал. Конечно, ебать собственную маму как-бы и нельзя, но если тебе ебать некого, а природа требует, если ей не с кем, а природа так же требует, что остается.
Вот мы и сошлись на том, что лучше уж родные люди, которые понимают друг друга, чем кто-то со стороны. Такое положение дел устраивало нас обоих. Началось это не так давно, но наша привязанность переросла в любовь не только матери к сыну и сына к матери, но и мужчины к женщине.
Впервые мама отдалась мне на майские праздники. Она пришла тогда из гостей пьяненькая, за что-то наорала на меня. А потом, когда я от обиды просто чуть не расплакался, принялась утешать. Я лежал на этом самом диване, по телевизору показывали ликование народа в больших городах, а я от обиды всхлипывал. Мама, уже переодевшись, сидела рядом, целовала мое лицо, гладила по щекам и по голове, говорила, что вот дура-мать ребенка обидела и все в таком же духе. А я старался отвернуться от ее губ, пахнущих водкой. Слюнявые, как это бывает у пьяненьких, ловили мои губы. Наконец поймав, присосались. И это был не материнский легкий поцелуй. мать просто не контролировала себя. Она целовала меня, просунув язык ко мне в рот и я с удивлением понял, что мне это нравится. Навалившись на меня и придавив своей грудью, мама толкала свой язык, обсасывала мой.
— Мам, ты меня титьками задавила.
— Ты смотри, ему мои титьки не нравятся! А сосать до полутора лет нравилось? На ко вот, соси материну грудь. Соси давай, вспоминай детство.
Она ловко выпрастала грудь из халата, приподняв чашечку лифчика, и с силой толкнула сосок мне в рот.
— Ешь, давай, сил набирайся.
— Мам, там же молока нет.
— Ну и что? А ты соси.
И я начал сосать. И это мне тоже понравилось. Взяв в руку грудь, я с наслаждением сосал сосок, а второй рукой через халат мял другую. титьку.
— Понравилось? То то же!
Мама достала и вторую грудь.
— Смотри, совсем не изменился. И маленький был такой же жадный: одну титьку сосет, а вторую держит. И мама, оторвав меня от своей груди вновь принялась целовать
Напрасная надежда 2. 
webmaster@3iks.ru