сумка с огромными буквами «СПОРТ». Увидев впереди на дороге стоящий грузовик, Зинаида Юрьевна ускорила шаг и подойдя к автомобилю открыла дверку кабины, ступив на подножку, плюхнулась на сидение рядом с Самохиным, отчего кабина сильно качнулась.
– Сели? – раздражённо взглянув на пассажирку произнёс Никодим Иванович.
– Села, – утвердительно заявила Зинаида Юрьевна, уложив сумку у себя под ногами.
– А дверцу кто будет закрывать?
– Простите, Никодим Иванович, – она поймала ручку дверцы и захлопнула её.
Мотор рявкнул и грузовик покатил по дороге между старыми соснами, громыхая пустыми флягами в кузове грузовика.
– По дороге заедем в совхоз за молоком и на Турки. Вы там долго будете? – спросил Самохин, скосив глаза на женщину
– А что? Я по делу в райком в спорткомитет забегу и все дела.
– Чтобы за вашими делами у меня молоко в машине не скисло.
Ночной дождь, прошумевший под утро, основательно размыл дорогу, залив все дорожные ухабы водой. Грузовик кидало из стороны в сторону, занося колёса в промоины, накручивая на них глинистую почву. Зинаиду раскачивало в кабине так, что Никодим Иванович периодически наталкивался на мягкое плечо своей спутницы, касаясь локтём её необъятной груди. И ведь дал же всевышний такое богатство одной бабе, отходя сердцем на неудобство в дороге думал завхоз. Чего лукавить, Никодим Иванович нет нет, да и покручивал руль в сторону, не без удовольствия принимая плечом приятные прикосновения своей соседки. Очередной, крутой разворот руля в промоину, вдавил колесо грузовика в яму из которой выбраться оно уже не могло.
– Докатался! – чертыхнулся Самохин, приоткрыв дверцу кабины и глядя под заднее колесо, увязнувшее в грязевой яме, – хорошо не с молоком сели.
Зинаида сбросила обувь, стянула носки и сойдя с подножки, обошла грузовик вокруг. Она упёрлась руками в задний борт и повелительно крикнула:
– Иванычч, заводи, давай в раскачку.
Машина начала дёргаться, раскачиваясь на месте и после трёх, четырёх бросков вперёд, вдруг медленно поползла по грязи, постепенно ускоряя движение, выпуская фонтан грязной воды из под колеса. Самохин глянул в боковое зеркало и удивлённо присвистнул, за грузовиком стояла Зинаида, заляпанная грязью с подотканной юбкой под трусы.
Голубка ты моя! – выпрыгивая из кабинки воскликнул Никодим Иванович, – как же я тебя всю запачкал.
– Да пустяки, вон ручей, там и обмоюсь, – тяжело дыша, подошла к машине Зинаида, – Давай, помогай.
Они спустились к ручью по скользкой после дождя траве. Тяжёлые ноги женщины утопали в глинистой почве быстрого ручья. Никодим Иванович, придерживая Зинаиду за руку, свободной рукой замывал грязь на её полной ноге, выставленной той на травянистую почву береговой кромки. Рука мужчины, с пригоршней мутной воды, обстоятельно проходила по крепкому колену, с каждым разом поднимаясь всё выше до самых трусов попутчицы. Окончив мытьё ног, он принёс из кузова грузовика брезентовый полог и раскинув его тут же у ручья, предложил женщине посидеть, пока юбка пообсохнет на ивовом кусту. Зинаида нисколько не смущаясь скинула вымокшую юбку, оставшись в белых трусах, обтягивающих все изгибы её мощных бёдер, выделяя валики наружных губ вагины с прорезью между ними.
– Ты меня, Иваныч, совсем раздел, увидит кто, подумают чего… – застенчиво оглядываясь на дорожную насыпь, где стоял грузовик, сказала Зина.
Тут редко машины ходят, дорога не накатанная, сама видела, хоть без трусов прохлаждайся, усмехнулся Самохин любуясь женской статью. А меня не стесняйся, я тебе почти в отцы гожусь. А чего я на тебе не увидел, так в голове дорисовал. Благо есть что рисовать. Чистый Рубенс воплоти.
– Мужику видеть мало, ему пощупать важнее. Хочешь, поди, вижу я в твоём вкусе. Давай
Свет в окне. 