член, который в ее теле становится диким зверем, в то время, когда ей хочется, чтобы ее предварительно ласкали, целовали ее «врата рая», высасывали бы из него все то, что само просится наружу, и не мычали ей на ухо не членораздельных слов, типа: я же тебя ну, ну, люблю, кажется, а ты, стерва, только и мечтаешь о том, чтобы тебя отшворил этот жеребец-политработник, который уже давно в гарнизоне всех баб оттрахал, остались только некоторые жены молодых офицеров. Но пъяный Зуев уже разобрался что к чему, схватил в охапку ее чудесные ягодицы, взвалил ее тело прямо на себя так, что его «Молодцу» не представилось трудностей тут же нырнуть в красивое тело умной женщины. Та сделала вроде бы неожиданный «Ах!» и быстро заработала тазом, накачивая себя словно колесо ее «Победы».
— Зуев, мальчик мой! Как ты так долго собирался, чтобы спьяну наброситься на меня! А я — дура, все гадала на кофейной гуще: «Любит? Не любит?». А он, напился с горя от такой недотроги. А теперь, вон как работает. Конечно, ему еще далеко до моего бугая рогатого. Тому наплевать на все наши чувства, называемых им «сентиментами», а этот — то тоже мужичок на славу. Недаром Людка за него цепко держится. Тоже мне фифа городская! Как увидела член у моего «бугая», так сразу и обомлела. Небось, у моего член больше, чем у ее бывшего любовника в Минске, при котором она в секретаршах ходила. Знаем мы этих секретарш! Днем они изображают работу, вертя задницей перед начальством, а ночью подмахивают им со всей силой, боясь потерять знатного любовника.
Впрочем, Людка тоже была не промах. Как нашептала ей развратная Лилька, та в восемнадцать лет умудрилась уложить на себя директора детского дома, где она жила в качестве сироты-машинистки, оставшейся без родителей, который спал и видел как бы эту красивую девчонку первым превратить в женщину, но немецкий солдат в белорусской деревне первым завалил ее в сарае на сено и вдул так, что бабы потом еле сумели остановить кровь у бедной девчонки... А ты, дурачок, боготворишь ее, считаешь идеалом женщины, а она оказывается такая же потаскушка, как и мы все вместе взятые, кроме жены Елшина, которая у нас ходит в лике святых, так как перенесла операцию на самом нежном женском месте... Когда Людка забеременела и родила директору детдома шикарного пацана-крикуна, то директор подарил эту молодую мать своему лучшему другу ректору университета в Минске, который быстренько выделил ей комнатушку в общежитии и устроил сынишку в ясли. Не успела Людка несколько раз переспать с ректором, к великой зависти студентов, как тут объявился стройный, красивый в морской форме курсант с четырьмя галками на рукаве, который случайно попал на их студенческий вечер отдыха, где тут же заметил Людку, пригласил ее на тягучее танго и так медленно натягивал ее лобок на свою коленку, что Людка не выдержала, и в тот же вечер отдалась в своей комнатушке будущему покорителю морей и океанов, изобразив лишение девственности слабыми мазками крови от месячных на своих трусиках. Курсант, решив, что мозги он этой восхитительной девице окончательно запудрил и пообещал вызвать ее в Питер, как только он защитит дипломную работу на звание военного инженера. Людка была на вершине счастья. Оформив опекунство своего сынишки на любовника-ректора, которого убедила в отцовстве, молодая женщина ровно через восемь месяцев ринулась в Питер в погоню за новым счастьем жены морского офицера. А затем с мужем они попали в этот далеко от столицы заброшенный медвежий уголок, где он уже
Падение или подъем? (Части 4 - 5) 