принялся стаскивать с неё колготки и белье. Она не мешала и не помогала ему, только раскинула ноги, освободившись от остатков одежды, обхватила сына за шею, и он рухнул на нее. Каким -то непостижимым образом, как будто уже знал, что и как надо делать, он ворвался в её горячее влажное лоно и забился яростно, сильно… А она обхватила его спину руками и ногами, и летела ему навстречу, забыв обо всём, что должно было удерживать её от этой неуместной похоти. Димка не ощутил – секунды или минуты – прошли до того момента, когда он взорвался внутри её лона горячим огненным вулканом. Неимоверное напряжение вылилось в невероятной силы оргазм, и он даже зарычал глухо, словно первобытный самец. А мать выгнулась дугой, вскрикнула громко, сладко, застыла на секунды в пароксизме наслаждения, а затем бессильно откинулась на подушку. И только ее и его бешенное сердцебиение заставляло подрагивать слегка их тела, замершие в изнеможении. Он подсунул руки под её спину и не замечая, что прижимает к себе все сильнее, целовал ее мокрое от слез лицо и шептал хрипло и горячо: --«Ну что ты, мам, не плачь, я люблю тебя..». Наконец она протестующее пошевелилась и шепнула: --«Ты меня почти задушил, сынок», - и он выпустил её из объятий, откинулся рядом на подушку. Лежа рядом, он боялся, что она сейчас скажет ему «Уходи…», но мама только повернулась на бок спиной к нему и проговорила тихо: --«Одеяло достань, сынок, накрой», - и свернулась калачиком. Димка поспешно нашарил в темноте одеяло, укрыл её, а затем нырнул под одеяло сам и благодарно прижался к её плечу. Мама молчала, но потом взяла его руку и положила на свой живот, прижавшись к нему теснее. Димка лежал рядом с мамой и ощущал себя одновременно и взрослым, сильным мужчиной и маленьким мальчиком, который в детстве вот также нырял под одеяло к маме, чтобы она приласкала его перед сном. Ощущая тепло Димкиного тела, Алина думала о том, что когда-то вЫносила этого мальчика, и он жил в ней долгих девять месяцев. А теперь вот снова оказался внутри неё частью своей плоти. И в этом почему-то не было ничего ужасного, как должно было бы казаться, а была какая-то природная гармония. Где-то в глубине сознания всплыло постыдное словечко «ИНЦЕСТ», но… Утомленная пережитыми за эту неделю и в последние часы эмоциями, она погружалась в сон, успев только сказать себе, как Скарлетт из «Унесенных ветром»: «Я подумаю об этом завтра…» Завтра Утренний свет нагло ворвался в окно спальни – шторы с вечера не были закрыты. Алина открыла глаза и мгновенно вспомнила, почему не задвинула их. Рядом безмятежно спал…кто? Вчерашний мальчишка, её сын, её кровиночка, а теперь…Молодой любовник? Какой ужас! Она соблазнила собственного сына, сделала его мужчиной! Хм… А может это он её соблазнил, а она только позволила?.. В полном смятении она осторожно встала и, стараясь не шуметь, вышла из спальни. -- «Бред какой-то! – размышляла она, сидя на унитазе. – Вроде не так уж и пьяна была вчера…вполне могла себя контролировать!
Ошибка молодости. 