в пику американцам восстановила советскую авиабазу. А тогда это был не городишко даже, а так, поселочек, рассыпавший домишки вокруг сахарного завода. Поселок, насколько хватал глаз, окружали поля сахарной свеклы, кукурузы. Кое - где зеленели делянки клевера. Большой Чуйский канал или БЧК делил поселок на две неравные части. Большая часть грудилась у сахарного завода. Домики из саманного кирпича, как правило, утопали в садах. Был здесь и большой пруд, в который завод по широкому деревянному желобу спускал отходы после очистки сахарной свеклы. Это бывало по осени, когда начинался сезон уборки. Тогда желоб окружали местные жители и из быстро несущегося по нему потока воды вылавливали обрезки свеклы на корм скоту. Кроме того, на заводе можно было купить «жом» - этакую серую массу, образовывавшуюся после варки и отжима сахарной свеклы при производстве сахара. На этот случай почти у каждого дома, где имелась корова, свиньи, в общем, какая-нибудь живность, были выкопаны погреба для хранения этого самого жома. Дом, где жила бабушка с младшим своим сыном Владимиром, тоже был из саманных кирпичей с высокой камышовой крышей. И всего - то в нем было две комнаты. В одной жили хозяева – киргизы: немолодой уже хозяин, отец семейства, хозяйка – мать семейства и двое детей. Старший - мальчик лет десяти и девочка, которой было не больше лет пять. Дом, наверное, был построен недавно, так как ни огорода, ни сада не было. Не был огражден даже двор. Напротив дверей дома был сооружен большой навес, под которым летом, собственно, и протекала вся жизнь. Под его обширной крышей умещались обширное на низких ножках дощатое сооружение, окруженное коврами, лежавшими прямо на земле, и две кровати. Это сооружение служило обеденным столом всем жителям дома. А еще здесь же чуть в стороне от навеса была небольшая печурка с чугунной плитой на две конфорки и яма, полная золы. На печурке по очереди готовили еду моя бабушка и хозяйка дома довольно дородная в годах уже женщина. Котлом же пользовалась только хозя йка – апа (мама по - киргизки). Раз в неделю в яме разводился огонь. Топливом служили «кизяки», «курай» - собранная в поле трава с высокими толстыми стеблями, и все другое, что могло гореть. Когда в яме разгорался огонь, на нее ставили низенькое из толстых железных прутьев сооружение на трех ногах и на него громоздили большой котел. Апа приносила откуда – то два ведра сметаны и выливала ее в котел. Принеся из дому большую с длинной ручкой ложку, начинала помешивать в котле сметану. Процесс этот продолжался долго. Сынишка и дочка бегали в поле, притаскивали охапки курая и подкладывали его небольшими пучками в костер. Поначалу я только издалека наблюдал за этим действом, но благодушная улыбка апы быстро рассеяла мою стеснительность, и я присоединился к компании брата и его сестры, помогая им собирать топливо. Но это было спустя несколько дней нашей с мамой жизни на новом месте. А в день приезда, ближе к вечеру произошло нечто, что показало мне: это не Лузино, и ходить здесь, где попало нельзя, или, во всяком случае, надо с осторожностью. Когда в середине дня мы приехали на станцию Кант, нас встретила только бабушка. Дядя Володя был на работе. Работал он на сахарном заводе грузчиком. Под вечер бабушка, хлопотала возле печурки, готовя ужин. Я крутился около нее.
Мамина подруга 
webmaster@3iks.ru