Потом долго лежали и молчали, синхронно глядя в потолок, на котором лежали скошенные прямоугольники света от дворовых фонарей. Близко залаяла собака, лай тут же стал отдаляться и растворился где — то в в кукурузных полях.
- Ты, это, Митрич, потопчи девку, - вдруг нерешительно попросила Васильевна. - Как это, «потопчи»?! - Очнулся хозяин и даже сел на постели, спиной к Бабке. - Ну, как мужики топчут баб. Ой, а то тебе не известно, кабан похотливый. Сколько беды я с тобой приняла, чуть все глазоньки свои не выплакала, - шмыгнула носом женщина. - Уйдет ведь она от Пашки, ей мужик нужен, что будем тогда делать? Вот и подсоби сыну, ты не облезешь, а всем облегчение.
- Дура ты, баба, набитая, - искренне сплюнул супруг. - То борщ на голову опрокину, то «потопчи». И что я сыну родному, своей кровиночке, скажу? Да, я лучше застрелюсь, а на жену его не полезу. - Полезешь, как миленький, - гладила старика по спине его старуха. - А то я не вижу, что с тобой по утрам делается, одеяла не дождешься, ты ж его так крутишь на своем этом кривом хую, что его не поймаешь. И сын все поймет и рад будет, что родному человеку досталась жена. Пашка у нас с детства умненький, это он весь в моего отца.
- Это твой — то отец «умный», тот, что дом спалил и мать твою топором гонял?!Пашка весь - в мою мать, вот кто была святая женщина! - Цыц! Ложись спать! С утра Митрич поехал в район, в налоговую. Там выяснилось, что его главбух завалил отчет, да не случайно, а с умыслом - хотел прикрыть свои махинации. Из райцентра Митрич ехал мимо своих полей — пшеничка, кукурузка, подсолнух. Поля широко и плавно раскрывались одно за одним, как файлы и радовали глаз хозяина своей ухоженностью.
Иссиня - черный джип замигал правым апельсиновым фонарем и съехал на обочину -то фермер не смог побороть искушение выйти в поле и слиться с ним. Мощный колос, уже в стадии восковой спелости, стоял густой стеной, могуче и приветливо шелестел под ветром. Богатый урожай по всему этому неоглядному морю схватывался вихрастыми круговинами и катился волнами.
На ближнем колосе качалась удивительно красивая васильковая бабочка, ее крылышки вытянулись и дрожали как трепетное пламешко на фитильке свечи. Митрич подставил палец и приятное насекомое, синхронно взмахнув крылышками, смело взошло на этот указательный перст. Этот замечательный человек поднес ее к самым глазам, он любовался ею, как каким — то диковинным цветком, она, казалась, чувствовала это и спешила показать себя — крошечные глазки, перламутровое брюшко. Потом поднял палец в небо, прелестница вскарабкалась на самую его верхушку и полетела, как - медленно и неуклюже трепыхаясь в волнах ветра.
Его порывы усиливались, поле гудело все тревожнее, и вдали, по по всему горизонту грозовым фронтом встали темные тучи с седыми вершинами, в которых, как в крепостных башнях, уже гуляли и пересекались молнии.
Чуть позже Митрич и Наталья сидели все в той же беседке друг против друга, оба держали руки перед собой на столе и чуть ли не соприкасались ими. Небо рокотало, все острее пахло дождем. - Скажи, Наталья, зачем ты с Павликом? Почему не уходишь? - Прямо спросил свекор сноху. - Вы сегодня какой - то сердитый, Роман Дмитриевич? - Посетовала молодая родственница. - Смотри, если ты на мои миллионы рассчитываешь, то это зря, не получишь ни копейки. - Это почему? - Да потому, что я пожил уж на свете, и знаю цену такой