и решительно сняла их. Их шелк был мокрым. Пожалуй, впервые в жизни девушка почувствовала, как стремительно налилась кровью ее вагина и раскрылась. Слова этого пожилого мужчины почему-то просто сводили ее с ума, хотя он, вроде, ничего такого не говорил. Но ей хотелось, чтобы он сказал что-то еще.
Но он многозначительно молчал, а его член встал. Разом вырос на всю длину и окаменел, рельефно выкатив свои бурые вены.
Кристина уже не в силах была сопротивляться, она уже думала не головой, а влагалищем, и ей наплевать было на все на свете. Природа властно позвала ее, и она, очеря голову, кинулась на постель, как в омут. Встала на коленях над батюшкой, поймала под собой рукой его хуй, и плавно нанизалась на него по самый корень. Девушки соскользнули с постели, одна из них сняла с голой Кристины тапочки, и Владыко начал ее ебать, вкруговую обняв ее талию, чуть ли не положив на себя. Аглая включила фонарик на мобильнике, посветила на «стыковочный узел» любовников.
Она видела, как шевелятся и ворочаются яйца Иллариона, как медленно подтягиваются. В этом шевелении было что-то коварное, подколодное, змеиное… «Вот, что значит опытный мужчина, - думала она. - Довел девку до того, что она сама на него прыгнула».
Возвращаемся в ритм А Кристина губы страшно кусала, искусывала. Ларион рукою словил ее челюсть нижнюю, сжал, в глаза глубоко ей заглядывая. А она замерла, успокоилась, гаснуть стал ее взгляд — она кончила. Но еще сокращалось влагалище, член доило его, ненасытное. Тут же кончил и он в нее сладкую, брызнул в мякоть ее сокровенную.
И сидела она на нем скрючившись, свой шишкастый хребет страшно выпятив. И похожа была на риптилию, и глаза ее пленкой подернулись.
И дышал узелок ее ануса, мощным натиском хуя встревоженный. Тек секрет возбужденья в промежности.
"Старость боится смерти. Жизнь я изменой куплю, Выдам заветную тайну!» — Карлик сказал королю".
Разрешилась Кристина бременем, обабилась через девять недолгих месяцев. Родила она первенца — сына, каковому по родству стать предстояло священником.
Показала экспертиза, что не сын он Евгению. За что и лишили наследства подопечного матушки, да еще за подлог привлечь подумывали. Хорошо, что отделался дешево. Отошли миллионы обители.
На холме возвышалась Аглаюшка, в одеяниях черных, ветрами волнуемых. А внизу, по долине извилистой легковая машина ехала, в каковой уезжали Евгеньюшка, да жена его свет Кристинушка, да младенец, спеленутый бережно.
И глядела на дали матушка, вспоминала любимую доченьку, что любовницей стала мужу Силантьевой, за что и была той старухой застрелена.
«Спи, моя робкая горлинка, Спи, моя доченька милая. Солнце зайдет за сторонкою, Звезды взойдут над могилою. Но не видать тебе Солнышка, Но не видать тебе росоньки, Стали травой твои косоньки, Стали землей твои оченьки»...
И светило Солнце неласково, облака шли по небу стремительно. И сложила персты свои матушка, и крестила мелко машину ту, что - то тихо шептала.
И плакала.
"А мне костер не страшен. Пускай со мной умрет Моя святая тайна — Мой вересковый мед".
В саге использованы отрывки из одноименной поэмы Роберта Льюиса Стивенсона в переводе С. Маршака. Стихи о дочери — автора.
Первая порка Дашки 
webmaster@3iks.ru