Я тогда ещё девочкой была. Отец со всей строгостью готовил меня в парторги. Вы знаете, что это такое... Я стала хиреть. Отец, чтобы поправить моё здоровье, послал меня на лето в деревню к дяде. Дядя был такой милый. Как-то он взял меня по грибы. Накануне он меня учил, как отличать съедобные от поганок. «Но есть один гриб, – говорил он мне, – всем грибам гриб. Найдешь его – будет тебе счастье, будешь век здоровенькая. Но не пинать, не резать его не надо. А надо сжать его ручками и поводить вверх-вниз, как корову доишь, пока из гриба не потечёт молочко. Оно полезное. Его надо все выпить». – «А как гриба зовут? А как я его узнаю?» – стала расспрашивать я его. – «Узнаешь. – говорил дядя. – Гриб-то приметный». До этого дядя ходил куда-то с лопатой. Потом мастерил ящик с дырочками там, где лицо. «Что это ты, дядя, – спрашивала я его, – гроб что-ли себе колотишь? А дырочки зачем?» – «А надо...» – говорил дядя. И вот мы пошли в лес. Едва отошли от деревни, дядечка куда-то пропал. Сколько не звала, не отзывается. Я загрустила, пошла было домой, как тут вижу – посреди поляны под кочкой лежит на боку тот самый гриб. И точно – ни на один не похожий. Что ножка, что шляпка – всё сморщенное. Я, как его увидела, думаю – вот счастье привалило. Поставила рядом корзинку, подняла его осторожно под шляпку двумя пальчиками. «Ага, – говорю, – попался. Какой, однако же, ты теплый и мяконький! Я тебе худо не сделаю, только подою немножко, на счастье». Говорю так ему, а сама кулачёнком тихонько, как меня учил дядя. Но что за странный гриб – растёт! Его сожмешь, разожмешь – он, хоть на миг побелеет, но тотчас ударит в бока. Будто живой! Я даже испугалась – вдруг змеюку поймала за хвост. Руки отдёрнула. А он стоит. Вымахал – ого! – от земли три моих кулачка. Ножка толстенная, жилистая. Шляпка румяная. И на ней – будто глаз на меня смотрит. «Что я за трусиха такая. – говорю себе. – От своего счастья бегу. Вот бы меня папа увидел, наругал бы». Перехватила его поперек тулова и вновь за свое. Другой бы гриб давно измочалился, а этот стоит, хоть бы хны, будто каменюка какой. Ну и я крепка – зря что ли папа несгибаемую волю во мне ростил? Вот только, как сладить с ним, чтобы скорее попить молочка, не знаю. Из земли его не выдернуть, как не тяни, – корни пустил глубоко. Досадила я ему. Из-под земли точно стон пошел. Напыжился гриб, да как прыснет!... Успевай только рот подставлять. Полный рот набрала счастья. Даже отлила в ладошку чуть-чуть, снести дяде. Одной-то много. Да вспомнила его наказ – никому не говорить и не делиться. Облизала руку, вытерла губы, смотрю, – а его и след простыл; юркнул в нору. Сердечко у меня ёкнуло. Схватила корзинку и – бежать в деревню, а у самой мысли мелькают – вдруг, что не так наделала.
Я молчал, наливаясь презрением к блудливому, бессовестному дяде. Это каким же надо быть поганым грибом, чтобы вот так обмануть, надругаться над девочкой. Да, в русых локонах нашей партии среди чистых, светлых сынов еще встречаются такие недодавленные гниды. Они подгаживают изнутри, пускаются во все тяжкие, чтобы потрафить своей порочной натуре с одной стороны, с другой – остаться незапятнанными. Разве построить с такими развитой капитализм? Бедная Настенька
Субботние игры 
webmaster@3iks.ru