были уже ни к чему: во-первых, сын уже дважды видел ее наготу, а во-вторых, он находился в таком состоянии, когда условности были ему глубоко безразличны.
Антон лениво стащил с себя шорты, не вставая с земли. К несчастью, канонады хватило и на них, но высказывать недовольство при этих обстоятельствах было совершенно неуместно.
— Я в дом пойду постели готовить, - сказала Вера, - когда вода нагреется, сам накупайся и постирай свои… Тебе воды принести еще с колодца?
— Нет, - сквозь зубы ответил несчастный.
Он ждал, когда мама уйдет и можно быть стащить с себя неприятные, липкие трусы, тем более, что от вида ее груди эрекция возвращалась помимо воли и грозила снова завладеть его сознанием. Антон почувствовала себя маленьким и жалким, он сидел на земле и сгорал от стыда. Сконфуженный, он проводил подозрительным взглядом мать, брезгливо скинул трусы и приблизился к костру. Трусы были так безнадежно испачканы, что проще было от них избавиться, но в рюкзаке не было припасено ничего, кроме ненужного ноута, наушников и прочих городских безделиц. Это было омерзительно, но липкую сперму придется отстирывать самому.
Антон установил теплое ведро на место и принялся двумя ладошками обливать свое дрожащее тело. Купание казалось неполноценным, а судорожные мысли возвращались в нормальное русло – без сексуального опьянения захотелось домой, захотелось отмокнуть в теплой ванной и сыто поужинать. Даже мыло не приносило чистоты, а для того, чтобы смывать пену требовалось еще больше драгоценной теплой воды. Пришлось даже по темноте голышом добраться до колодца, поставить ведро на догорающие угли еще один раз и в еле теплой воде закончить купание, а потом выстирать свои трусы и шорты. Антон проклинал свою жизнь, все в нем кипело от раздражения, но выплескивать его на мать он уже не решался. Что-то в нем изменилось за сегодняшний день.
— Осторожно, шагай на мой голос, - несмело произнесла Вера, когда в темноте дома послышался скрип пола. – Ты полотенце повесил куда-нибудь?
— Нет, - робко ответил Антон, я им обмотался.
— Иди повесь, здесь темно, никто тебя не увидит.
Когда дело доходило до борьбы за выживание, голос Веры становился твердым и уверенным. Антон вышел, неровно ступая в темноте. Слышались неизбежные для слепого передвижения стуки и тычки в стену, лишь когда сын вернулся, Вера могла быть спокойна.
— Ложись на диван, я постелила как смогла, - скомандовала Вера, - я на кровати лягу.
Она даже подошла, несмотря на усталость в теле, убедилась, что сын устроился на скрипучем диване с упавшей спинкой и только после этого отправилась на свою сторону комнаты. Вдруг в кромешной темноте раздался скрежет, пружины кровати растянулись и неожиданно корпус грохнулся на пол, не выдержав нагрузки.
— Мам, ты не ушиблась? – Антон подскочил с тревожным вопросом.
— Не сильно, - только и ответила Вера, переполненная досадой.
Она несколько минут копошилась в темноте старого дома, звучал лязг металла и тяжелые падения, но привести кровать в нужное положение не удавалось.
— Тош, двигайся к стенке, - шепотом попросила Вера, - завтра уже починим мою кровать, не в темноте же нам возиться…
Лежать на скрипучем и видавшем виды диване было твердо и неудобно, особенно когда стало тесно и пришлось прижаться спиной к облезлой стене. Антон старался не копошиться, выбрал самое удобное положение, где твердая стальная пружина уже не врезается в поясницу, и больше он не шевелился. Та ветхость, которой мама накрыла диван и которой приходилось накрываться, пахли одинаково – они несли в себе какую-то старческую стерильность,
Пожар Джулии 
webmaster@3iks.ru