кабинки, попытался поднять меня (я не дался), снова присел, сграбастал меня в свои лапищи и рывком приподнял, от натуги оглушительно перданув, что, конечно, напрочь лишило сцену романтичности, но зато сбросило возникшее было в воздухе напряжение - я ржал, болтая ногами в воздухе и притворно разгоняя воздух рукой, ну а после не выдержал и прыснул сам Кучер.
— Здоровенький ты, - прошептал я, когда Колян выгружал меня, мокрого, на идеально перестеленную простыню (так вот чем он занимался, пока я вымывал из себя сегодняшний день в душевой).
Кучер не ответил, однако тень тщеславия скользнула по его покрасневшей, довольной физиономии.
— Надо бы вытереться, а встать нет сил, - добавил я, - Коль, кинь мне полотенце.
Кучер метнулся за полотенцем, однако мне его не отдал - он подошел к окну и завесил шторы. Мы погрузились в полумрак какого-то удивительно приятного, теплого, мерцающего оттенка, видимо, его создавали наши шторы цвета перезревшей хурмы. Сумерки теплыми волнами расплескались по комнате. Послышалась тихая музыка.
Поначалу я подумал, что она заиграла у меня в голове - моё состояние всё еще сложно было назвать вполне адекватным. Однако она звучала из примощенного на тумбочку кучеровского мобильника.
— Ахуеть, - улыбнулся я, - ты вытереться-то мне дашь?..
— Не-а, - ответил Кучер и с грацией ловкой-но-всё-же-гориллы запрыгнул ко мне на кровать. - Просто лежи и кайфуй, ладно? Колька сегодня всё сделает сам.
Я вытянулся ленивой колбасой, с любопытством поглядывая на Кучера, протянул стопы меж волосатых коляновых ножищ (протягивая, я как бы случайно задел его яйца, но Кучер не среагировал). Он снял с плеча полотенце и стал на удивление нежно и вроде бы даже в согласии со звучащей мелодией промокать меня им. Движения были так деликатны, что казалось, он боится повредить меня, как если б вся моя кожа сгорела на солнце и теперь требовала предельной нежности.
Сумрак, музыка, прикосновения - все это вводило в транс, который легко мог перейти в сон.
— Коль, я же так вырублюсь, - прошептал я, переворачиваясь на живот и чувствуя, как бережно он прихватывает полотенцем попу, - а я не хочу вырубаться, ну как-то глупо пропускать такое пиршество...
— Вырубайся, - ответил Кучер тоном, в котором я почувствовал улыбку, - я тебя и так, вырубившимся, достану.
И я вырубился. Верней... В детстве у меня бывали состояния, когда я просыпался вдруг среди ночи, открывал глаза, привставал, а часть сновидения всё еще была со мной - футбольный мячик скакал по столу, за которым я обычно делал уроки, лесная птица кружила вокруг торшера и вылетала вдруг в зеркало... Продолжалось это обычно не больше десятка секунд, но каждое из этих вторгшихся в реал сновидений я до сих пор отчетливо помню. Здесь же я впал в состояние, напоминающее эксперименты со слоями в фотошопе, когда несколько разных изображений накладываются друг на дружку, образуя одну затейливую картинку.
Кучера я чувствовал всю дорогу, весь долгий, напитанный золотой пылью путь. Чувствовал, как он, разведя колени, сел мне на задницу, не слишком трамбуя, но дав почувствовать щекочащие поясницу влажные, поёрзывающие от каждого минидвижения яйца. Как он обхватил мне затылок двумя теплыми горстями и стал кружить подушечками пальцев по черепу, путаясь в непросохших еще, слипшихся завитушках. Эти столь удивительно нежные для Кучера движения и уволокли меня в сон-не-сон, где каждое коляново прикосновение вызывало из памяти (или фантазии?) какой-то образ.
Колькины пальцы плутали в мокрых волосах, иногда настойчиво вибрируя в каких-то ведомых ему лишь точках, отчего вдоль
Баварские Альпы 
webmaster@3iks.ru