Категории: Минет | Остальное
Добавлен: 10.03.2022 в 09:23
Полинка
Лет десять не был на своей малой родине. Оставшийся от родителей дом стоял закрытым, яблони в саду ещё плодоносили, забор покосился, крыша протекала.
Сердце защемило, когда в фары осветили покосившийся отчий дом, и ветви яблонь, прогнувшиеся до самой земли под тяжестью плодов.
Долго ковырялся ключом в заржавевшем замке, пока он открылся. Щелкнул выключателем и понял, что дом обесточен.
–Ладно, завтра буду разбираться в чем дело? – решил я и пошел за фонарем в машину.
В одном из окон соседского дома горел свет.
– Интересно, кто там сейчас? Баба Поля умерла лет двадцать, наверное, назад, дочь её, Ольга, пользовалась участком как дачей, да и то, бывала наездами. Интересно, Полинка её уже, наверное совсем взрослая девица, наверное уже и замуж вышла. Сегодня уже не пойду к ним.
С помощью фонарика нашел в кухонном столе свечи, зажег одну и поставил в крышку от банок. При тусклом освещении обошел дом. Давно не беленная печь, занимающая весь центр дома, сразу напомнила детство. В сильные морозы уютно было на теплой лежанке. Лежишь, бывало, закинув ногу на ногу головой к лампочке без абажура, читаешь книжки, или, свесив голову наблюдаешь, как кошка играет с котенком. Тот резвится, напрыгивает на мать, а она лапкой аккуратно его ударит так, что котенок переворачивается на спину. Вскочит и снова на мать, и снова она его лапой, так, что кубарем катится.
Вспомнил, и даже слезы накатились. Старческая сентиментальность? Да, вроде ещё не старик, в прошлом году сорок праздновал. Есть поверье, что сорок лет не отмечают, что-то приплетают про сорок дней. А я плевал на все эти предрассудки, собрал знакомых, накрыл поляну. И, хорошо посидели: пили, ели, вернее закусывали, пели, конечно. Я уже знаю, когда хватит. Когда Сергей вспоминает старую студенческую песню «Через тумбу-тумбу-раз, через тумбу-тумбу-два...» Голос у него сильный, и поёт он от души да ещё и барабанит по столу так, что посуда подпрыгивает. Это уже сигнал, что надо завязывать.
Снова сходил к машине, принес в дом сумку с вещами, достал старый спальник.
– Завтра при дневном свете буду разбираться с бельем, что постирать, что выбросить. Нашел в прихожей оцинкованное ведро, сходил к колодцу, умылся прямо из ведра, набрал другое и занес в хату.
Достал бутылку водки, разложил на газетке нехитрую снедь: шмат сала, лук, ражной хлеб, нашел на полках стопки, сполоснул и налил стопку себе и одну для всех тех, кого помнил, кто покинул когда-то этот дом, чтобы переселиться в мир иной.
Спал, конечно, плохо, часто просыпался. Сетка кровати подо мною скрипела так тоскливо, и так узнаваемо, что воспоминания детства долго не давали заснуть. Родительская кровать тоже была оттуда, из детства. Когда я жил в общаге, то спал на панцирной сетке, а у этой она была похожа на паутину. А спинки? Тогда мне казалось, что они попали к нам из какого-то музея, до чего они были красивы. И, хотя никелированные когда-то шары, венчающие это чудо, уже тогда были облезлые, но впечатляли.
Уже при свете утреннего солнца я ещё повалялся и в одних трусах вышел на высокое крыльцо, потянулся, увидел за соседским забором какое-то движение и быстренько заскочил в дом.
– Вдруг это Полинка? Что она подумает? Вышел, старый дурак, почти голый. Нашел в сумке спортивный костюм и уже смело вышел во двор. За домом, в тылах, снова разделся до трусов, облился холодной колодезной водой, растерся полотенцем и одевшись смело потопал к соседскому забору.
– Здравствуйте, соседи, – громко крикнул через забор.
Из-за теплицы не спеша вышла молодая, красивая и совсем голая женщина.
Женщиной мне лучше 
webmaster@3iks.ru