Вот черт, подумал я, неужели она и тут меня обогнала. Всем известно, что девушки созревают раньше мальчишек. Пока мальчики бегают с рогатками, пускают по лужам кораблики и клеят самолетики, девочки обзаводятся сиськами, волосами и месячными. От Олиных ласк я едва не кончил, но проходить в мокрых трусах полдня мне как-то не хотелось, и я убрал ее руку со своей ширинки.
А Мария Ивановна и Наташа все шептались и тянули носами, всем это стало надоедать, и учительница опомнилась:
— Я, наверное, не должна этого делать, но я скажу. Сегодня утром в вашем классном журнале я нашла гадкое письмо про меня и нашего физика. Пересказывать я его не буду, но я хочу одного: чтобы автор встал и прилюдно извинился.
Юрка Пантюхин встал и сказал:
— Кто бы он ни был, я набью ему морду.
Юрка Пантюхин – это наш одноклассник, который въехал в наш дом одним из последних. Забавная была картина!
Когда заселяли наш дом, мы приехали самые первые, и мне было очень интересно смотреть из окна кухни, как каждый день во двор въезжали машины. С них разгружали разную мебель, и женщины суетились около машин и что-то кричали, мужчины, пыхтя и отдуваясь, таскали эту мебель на разные этажи, а потом курили с шофером, вытирая пот со лба, и подмигивали в сторону женщин. Потом они договаривались, и один из них бежал в магазин.
Многие мои одноклассники тоже переехали в этот дом. Я видел, как вместе с отцом приехала Ольга на милицейской машине. Они выгрузили очень много цветов в горшках и один аквариум, прямо с водой и с рыбами. Старшина – Олин отец – понес его сразу в квартиру. А потом приехала трехтонка с мебелью и Олина мама – маленькая, худенькая, закутанная в платки; она командовала тремя здоровенными милиционерами, как «мать-капитанша» из Пушкина. А Ольга носилась взад-вперед и все время что-нибудь роняла.
А потом приехал Пантюхин. Они приехали самыми последними.
Я стоял у окна и услышал, как во дворе вдруг заиграл аккордеон. По двору шел парень в шляпе набекрень и играл на аккордеоне, а за ним фырчала машина – мотороллер не мотороллер – такая красная машина, на которой ездят дворники, и вел ее наш дворник. Машина была с прицепом, а на прицепе стояла мебель. За прицепом шла очень красивая полная женщина в нейлоновой стеганке и в голубом шелковом платке, размахивала красной сумочкой и пела что-то народное. У нее был очень красный рот – странная такая помада. Рядом с ней шла девчонка – очень стильная, в короткой клетчатой юбочке. А за ними катил детскую коляску – старомодная какая-то коляска, таких сейчас не делают – парнишка в огромной, как аэродром, кепке. В коляске стоял здоровенный фикус, лежали огромные часы и ящики с разным барахлом. Парень был в коротком пальто, маленький и тонконосый, кепка сидела у него на самых ушах, и, когда он начал вытаскивать из коляски фикус, я испугался, что он сейчас грохнет его и тот тип в шляпе даст ему так, что он не опомнится. Он обхватил здоровенный горшок с фикусом, прижал его к животу и на «полусогнутых» потащил в парадную. Мне даже показалось, что я слышу, как он кряхтит. Нес, нес и у самой парадной споткнулся о ступеньку и все-таки грохнул этот проклятый фикус. Горшок расбился на мелкие куски, земля высыпалась. Паренек сорвал свой кепарь и хлопнул им об асфальт, а тип в шляпе сыграл на аккордеоне туш. Красивая женщина с красными губами сделала сердитое лицо, потом махнула рукой и засмеялась.
Ученье свет, неученье тьма. Часть 11 
webmaster@3iks.ru