наскоро одетые в домашнее сын и дочь Надежды Михайловны. Оба тоже были красны и растрёпаны, будто занимались только что спортом. Они встали по бокам от матери и исподлобья смотрели на незваных гостей. Ещё бы не смотреть, такой им кайф обломали!
— А вот чего, подарок я тебе принёс, значится, сучье семя, — дед Семён начал быстро и ловко, для такого-то старичка, разматывать свой свёрток, из которого блеснуло что-то зловеще-чёрное, — отойди, Витюш, мы, значится, говорить с соседями будем.
Первый выстрел снёс Евгению половину головы, залив рядом стоящую мать густой и липкой смесью крови, мозгов и осколков черепа.
— Ну что, выблядок, будешь теперь, значится, знать как ебать родную мать! — кричал дед Семён сквозь густой пороховой дым.
Надежда Михайловна завизжала, сделав шаг назад, и закрыла руками лицо, а Таня, охнув, рванулась назад, внутрь квартиры.
Второй выстрел отбросил Надежду Михайловну вглубь коридора. В её животе зияла огромная, с хороший кулак, красно-чёрная дыра. Теперь в коридоре лежало два окровавленных трупа, один из которых, женский, ещё по инерции дёргался и глотал ртом воздух.
— Будешь, значится, блядина старая, знать, как ебстись с собственными дитями! — дед Семён смачно харкнул в мёртвое лицо женщины, — Не по-людски это, значится, тварь, запомни, не по-христьянски, а по-блядски! Бог — он, значится, усё видит, усё знает, запомни, окаянная!
Дед Семён размашисто перекрестился, выдохнул и шагнул внутрь квартиры. Поскользнулся в луже крови и едва не упал, опёршись вовремя о стену.
— Выходь, малая, поговорить надоть, — голос деда снова стал мягким и добродушным.
В звенящей после грохотов выстрелов тишине квартиры дед Семён искал Татьяну. На кухне, кроме замершего в страхе от шума в своей клетке попугайчика никого не было. В зале тоже. В одной спальне, не считая лежавшей в кресле верхней одежды Надежды, было чисто, темно, опрятно и безлюдно. В другой — на большой кровати валялось скомканное постельное бельё, влажные пятна на нём, по полу была разбросана одежда, а на прикроватной тумбочке лежали странные трусы с торчащим из них резиновым членом. В воздухе стоял густой аромат секса и похоти. Дед Семён открыл дверь на балкон чтобы проветрить помещение и заодно осмотреть балкон на наличие Татьяны. Балкон, не считая старого хлама и сушащегося на верёвках нижнего белья, тоже был пуст.
— Срамота-то какая! — пробурчал дед брезгливо и стволом обреза скинул на пол несколько кружевных женских трусиков. — Развели тут Содом и Гоморру, значится! Тьфу ты, блядское племя, гнездо разврата!
Дед Семён вернулся в квартиру и продолжил поиски.
В ванной тоже никого не оказалось, а вот дверь в туалет была заперта изнутри. Дед нажал выключатель. Сквозь дверную щель полился неяркий свет и послышалось отчаянное, девичье:
— Ой, мамочки!
— Отвори, Танюш, по-хорошему, — дед Семён продолжал дёргать ручку двери, — поговорить надобно. Отвори, значится, не то хуже будет!
Дверь не открывалась. Из туалета слышались всхлипы и причитания: «мамочки, мамочки, мамочки...»
— Да нету у табе ужо мамки, сиротинушка ты у нас, — дед тяжело вздохнул, — да и братишки тожа нема. А знаешь, отчего? А оттого, дитятко, значится, что законов они людских не знают, а знают только законы блядские, сатанинские! Отворяй, малая, не томи...
Новый выстрел прозвучал, казалось, ещё громче предыдущих. В коридоре повисла сизая дымка, а на месте дверной ручки зияла теперь рваная дыра.
Дед Семён открыл дверь. Таня сидела в углу, за унитазом, в луже собственной мочи, сжавшись в комочек, накрыв голову руками и причитая:
— О боже господи прости господи прости мамочка мамочка мамочка
Гульнора 
webmaster@3iks.ru