— Вот, вот! – закричала Наталья Пантюшкевич, едва переступив порог лаборатории. – Я достала тебе два билета!
— Мне? Хм-хм...
После похода во Дворец Съездов у Вовки Макарова осталось денег совсем немного, только-только дотянуть до зарплаты.
— Куда?
Наталья, не снимая дубленки, плюхнулась на свободный стул рядом с Вовкой и кинула на стол два билета, припечатав их ладонью.
— Вот! В цирк!
Этого еще не хватало, подумал Макаров, цирка мне хватает и на работе, и на улице, и дома.
— Почем?
— По рубль двадцать. Дорого?
— Нормально.
Шесть рублей Вовкин исхудавший бюджет вряд ли бы выдержал, а так...
— Ты, Наташ, пойдешь? Обещала ведь...
— Не могу, Вов.
Она внезапно погрустнела.
— У меня это, менархе, пубархе, телархе.
Макаров даже рассмеялся.
— Как? Все сразу? Да ты не девочка вроде.
Наташка фальшиво затянула:
— Первомай на дворе, все на демонстрации. А я дома сижу из-за менструации!
— Теперь понятно.
— А ты Плюшку возьми.
— Да ну ее! Она же курит!
— Ну и что? Можно подумать, у нее ОТТУДА дым валит! Не валит же?
Пришлось согласиться.
— Не валит. Давай билеты!
Макаров протянул руку.
— Э-э! Сначала деньги!
Цирк Вовка любил. Еще бы не любить представление, где все почти что голые, и корячатся. Гимнастки, эквилибристки, наездницы были в очень соблазнительных костюмах. Еще в юности Макаров напряженно наблюдал за цирковым представлением по телевизору, ожидая, что какая-нибудь девушка заголится, и, не дождавшись, бежал в туалет. Ну, мужчины понимают, зачем...
Оля Плюшка была похожа на сильно уменьшенную и слегка располневшую копию Тарьи Турунен из финской группы «Найтвиш». И красилась она примерно так же. Ну, да ладно, на безбабье пойдет и готка! Хорошо, что на цепи и кресты у нее банально не хватало денег. А Плюшкой ее прозвали потому, что она ходила, слегка подпрыгивая, плюх, плюх. Носила черные колготки и длинную юбку, тоже черную.
Разумеется, Макаров отдал Наташе деньги. Осталось двадцать копеек. Хорошо, что для проезда был единый билет! Вовка взял билеты и пошел приглашать Плюшку в цирк. Она сидела за письменным столом в белом халате и что-то писала.
— Добрый вечер! – громко сказал Макаров, и Плюшка вздрогнула всем телом.
— Еще день, – глухо, как из бочки, сказала Плюшка, не оборачиваясь.
— Добрый день! В цирк пойдем?
— Наша жизнь и так сплошной цирк! – заявила Оля. – А в какой?
— На Вернадского.
— В новый? – оживилась Плюшка. – Пойдем, пойдем, не была. А когда?
— Сегодня. В шесть вечера.
Она взглянула на массивные часы на цепочке из светлого металла, висевшие у нее на шее.
— У, еще масса времени!
— Смотря на чем ехать. Час пик! Поехали пораньше на двадцать шестом или четырнадцатом, как раз доскачем вовремя.
— А поехали! Только на двадцать шестом, как раз мимо моего дома, заскочим, перехватим чего-нибудь. А потом в цирк!
— Тогда собираем манатки!
Когда они вышли на улицу, Вовка заметил, что Оля не достает ему до плеча, и вспомнил пословицу: «Большая женщина создана для работы, маленькая – для любви». Наверно, со стороны эта парочка смотрелась комично: маленькая, мячиком подпрыгивающая на ходу, вся в черном, как монахиня, Плюшка, и предложивший руку Ольге Макаров, одетый как унылый городской обыватель. Поэтому Макаров повел Плюшку к трамваю по довольно глухой улице мимо Донского монастыря и Соловьевки. Вечерело, солнце уже село, и среди темных голых деревьев включились редкие фонари. Подморозило, и под ногами звучно хрустел тонкий ледок. Потянуло холодным ветром, и Оля накинула на голову большой капюшон.
— Люблю я это время, – тихо сказала она. – Уже не осень, но еще не зима.
— У меня на этот случай стихотворение есть, – ответил Вовка. – Прочитать?
Дядя 
webmaster@3iks.ru