Никита с тоской в глазах смотрел, как здоровенный член дяди Коли таранит его Таню между стройных ног. Медленно, будто смакуя, это чудовище вторгается во влажное тепло, на мгновение останавливается, и подается назад. Потянув за собой плотно сжимающие его складки, член, почти полностью выходит наружу, снова замирает и возвращается назад, в нежную, сочную глубину, плачущую сладкой влагой. Волосатые яйца соседа по даче тоже принимали деятельное участие в насилии над душевным здоровьем подростка. Раскачиваясь как маятник, они с тупым упорством бились о розовый анус Тани, погружая Никиту в мрачное гипнотическое состояние:
— Вер-ность, рев-ность, вер-ность, рев-ность...
Почему она с ним? Что в нем такого хорошего? Здоровенный бугай, с ручищами как окорок, волосатый как черт. Разве что, член, как у коня... Никита посмотрел на руку, сравнивая член дяди Коли со своим запястьем. Ну, почти такой же.
— Ники-и-и-та! — Где-то далеко, около дома его искала мама.
Но он никуда не пойдет, надо досмотреть до конца. Вдруг у них что-нибудь пойдет не так, и Таня его прогонит. Он с сомнением осмотрел голого здоровяка и, вытянув шею, попытался увидеть Танино лицо. Но видно было только ее тонкие руки, лежащие на широкой спине дяди Коли. Две узкие ладошки с плотно сомкнутыми пальцами нежно поглаживали этого толстокожего борова, будто прося «еще, не останавливайся».
Таня всегда такая активная в сексе с Никитой, сейчас лежала без движения, придавленная бронзовым от загара телом. Только торчащие вверх ноги мерно покачивались вперед-назад, помахивая сморщенными белыми ступнями, будто говоря Никите: «эй, Никитос! Я тут!».
Кто он ей, в конце концов? Ухажер? Новый любовник? А как же он, Никита? Его первая женщина отдалась другому, в первый же день приезда на дачу. Что вы за существа такие, женщины? Его философствование прервали Танины стоны. Сладкие, будоражащие, ласкающие слух. Началось! Она сейчас еще и кончит. Дядя Коля почувствовав, что Таня завелась, ускорился. Его волосатая задница застрочила, как швейная машинка. Никита услышал басовитые причитания:
— Девочка моя, девочка моя, девочка...
— Ну, ну, ну! — Вторила Таня, впиваясь ногтями ему в спину.
Он зарычал по-звериному, привстал, выгнул спину, и по его нескладному мощному телу прошла судорога. Вот и все. Этот бык-производитель опоганил его любимую тел... тетку. Дать бы ему по башке дубиной, чтобы окочурился! Никита выполз из кустов и поплелся домой. Не хотелось больше дачи, не хотелось лета. Ничего не надо, пошли вы все! Пока никто не видит, всласть поплакал. Куда денешься от своей натуры? Он даже от жалостливых сцен в кино иногда плачет. Разве это плохо, быть сентиментальным? Вытерев слезы, подошел к дому, и тайком забрался на чердак. Там его ждал продавленный диван цвета грязного кирпича, соломенная подушка и старый клетчатый плед.
Проснулся от приятных прикосновений и поглаживаний по плечу. В маленьком чердачном окошке уже краснел закат. Так это был сон! Приснится же такое! Это все потому, что Таня сегодня ушла к соседям, к дяде Коле, и что-то долго ее не было. Сон, не сон, а подозрительно. Вдруг он ее и правда... того...
— Никитос, ты не заболел?
— Заболел! — Никита постарался вложить в ответ все гадкие чувства из сна, снова пробудившиеся при виде Тани. Ревность, обиду, брезгливость от увиденного.
— Что произошло?
— Ты и дядя Коля произошли. Почему тебя так долго не было? Ты с ним случайно не...
Но продолжить у него не хватило духу. И чего он завелся? Это же только сон. Таня долго молчала, потом вздохнула, и вполголоса начала отповедь:
— Что ты там себе придумал? Не было у нас ничего, надо было кое-что спросить.
Барбекю Билла 
webmaster@3iks.ru