Людка наехала на мать. Видать девка, наслушавшись наших с матерью ночных запевок, может и насмотревшись, ведь с неё станет подсматривать за еблей матери и брата, и теребить при этом свой пирожок. Наехала конкретно.
— Мам, ну и когда твой сын сломает мне целку? Ты уже сколь раз обещала. Всё завтраками кормишь. Ну, соври в очередной раз.
— Да ты как с матерью разговариваешь, шлёнда? Ремня давно не получала? Вот загну, да по голой сраке ремнём. Враз научишься.
— А совладаешь?
— Так Вовку позову, он подержит.
— Ну раз так, то тогда уж пусть сразу и засадит. Чего два раза трусы снимать.
— Стерва ты, Людка!
— Мааам, Люсьен я.
— Хреносен ты. Ты во лучше к вечеру манду побрей.
— Зачем?
— За надом. Сказала побрить, вот и брей.
— Ма, а ты сама? - Людка подскочила к матери, задрала подол. Знает, что дома мать всегда без трусов ходит. - Ой, мам! И правда красиво. У меня у маленькой так было. Я всё ждала, пока волосы отрастут. Сбрею, мам, обязательно сбрею.
Мама треснула дочурку по шаловливым ручкам, добавила по упругой заднице так, что та ойкнула и отскочила подальше, прижимая руки к ягодицам.
— А чо сразу драться-то? На словах не могла сказать?
— Уйди ты от греха подальше. Право слово, выпорю. И как под братом лежать будешь на поротой жопе? И вообще, думаю, что рано ещё тебе. Всё, отвали! Ничего тебе не будет.
Людка насупилась, на мать смотрит грозно, очень грозно. Того и глади взглядом дырку прожжёт. Ага. Мать таким взглядом пугать, что шваброй отгонять помехи от телевизионной антенны.
— Чего набычилась?
— Мам, если ты не разрешишь Вовке сломать мне целку, я не знаю, что сделаю. Да я первому встречному дам! И тебе не будет стыдно за то, что у меня есть брат, а я подставляю кому попало? У тебя не защемит в груди материнское сердце от знания того, что твою доченьку, твой цветочек аленький, твоё солнышко ебёт где-то в антисанитарных условиях невесть кто? Мам, я сейчас сама от жалости к себе заплачу. Нууу, маааам... Ма, ну правда, стыдно по деревне пройти. Девки младше меня уже во всю ебуться, а я одна как дура. Меня уж и так монашкой обзывают.
— И в кого ты такая стерва удалась?
— Про осинки с апельсинками рассказывать? Нет? А мы в школе ещё и генетику проходили. Знаешь, что это такое?
— Мать что, совсем дура тёмная? Иди уж, манду брей. Сделает Вовик всё сегодня, сломает тебе целку. Хоть бы пизду тебе порвал на британский флаг, заразе. Сил моих уже нет с вами, паразитами.
— Мам, а может силы-то как раз паразит с тебя и высасывает, когда...Ой! Ма, перестань! Больше не буду.
Расслабилась сеструха, нюх потеряла, допустила преступную халатность и несоблюдение мер безопасности. Вести такие разговоры с мамой на таком близком расстоянии - непозволительный риск. Маме плевать с высоты Останкинской телебашни на великовозрастность детишек. Поймала сеструху за патлы, притянула поближе, уселась на стул, а будущую страдалицу из-за недержания и словесного поноса поперёк коленей положила задницей вверх. Задрала подол и обнажила эту самую задницу. Сеструха, как это бывает наиболее часто, была без трусов и мать, задрав подол платья, ладошкой отвесила несколько, не больше десятка звонких шлепков. Надо заметить, что рука у мамы тяжёлая.Начни возмущаться, огребёшь ещё. В деревнях не особо знают науку педагогику. Точнее говоря, она чуток отличается от наставлений товарища Макаренко. У нас всё просто: накосячил - вломили люлей. Несколько дней поспит на животе, запомнит надолго. Прямо как в "Кавказской пленнице" : Спасибо, я
Встреча друзей 
webmaster@3iks.ru