или шесть раз, и хоть новостей о Лизоньке, как я упомянул выше, он так и не раздобыл, но его мрачный энтузиазм всё-таки немного подбодрил меня.
Помимо этого, я размещал объявления в городских газетах, обещая вознаграждение за любую информацию о русской девушке, прибывшей в Мюнхен в сентябре 1912 года и затем бесследно пропавшей. Всё было безрезультатно.
Но вот, уже перед отъездом на родину, судьба немного сжалилась надо мной! Гуляя по романтической набережной Изара, я обнаружил у одинокой скамьи забытый кем-то маленький саквояж, какие у нас в России носят деревенские доктора. Время было вечернее, и я решил взять находку с собой, чтобы поутру отнести в полицию, а в гостиничном номере из любопытства открыл этот саквояж и выложил на стол его содержимое. На первый взгляд, там не было ничего достойного внимания: пара дешёвого белья, бритвенные принадлежности, ещё какая-то бытовая мелочь.
А на самом дне, укрытый бельём, обнаружился увесистый бумажный свёрток, аккуратно перетянутый бечевой. Когда я его развязал, из обёртки, заскользив по столу, посыпались на паркет яркие порнографические фотокарточки, в количестве двадцати девяти штук. Я никогда особо не интересовался подобной похабщиной, но тут уж, собирая данную россыпь, волей-неволей вынужден был смотреть на бесстыжие женские и мужские тела. И вдруг одно из них, словно вспышка молнии, обожгло моё сознание: на изображении была Лизонька! Нагая, повзрослевшая и чуть располневшая, но совершенно точно — она! В длинных тёмных чулках моя пропавшая невеста кокетливо восседала на цирковом барабане у трюмо, отображающего её милые прелести со всех сторон. Взгляд Лизоньки был озорным и лукавым, словно насмехающимся над моим неизбывным горем!
Всю ночь напролёт я не сводил глаз со своей находки. Было понятно, что этот фотографический отпечаток не приближает меня к Лизоньке, и даже, чёрт возьми, наоборот: кто мне поможет теперь в поиске падшей женщины? Но зато, судя по облику моей красавицы, излучавшему ликование и беспечность, мне показалось, что она довольна своей жизнью. Ибо, рассуждал я, подделать можно всё что угодно, только не безмятежное дамское кокетство. И так как изменившийся облик Лизоньки вполне соответствовал прошедшему промежутку времени, следовательно, фотокарточка была изготовлена совсем недавно. А это означало, что она, по крайней мере, жива и здорова.
И женщины, и ретивые мужчины на остальных картинках не позволяли сделать никаких более выводов о судьбе Лизоньки. Одни экспонаты лишь несмело обозначали женские формы, а другие живописали самый разнузданный разврат, напоминавший римские оргии, и такое разнообразие указывало на то, что передо мною не изделия одного автора, а коллекция эротомана, собранная случайным образом.
После завтрака я отнёс саквояж в полицию, оставив себе фотокарточку Лизоньки, которая с тех пор всегда и до последнего часа пребывает со мною, как величайшее сокровище моей жизни.
8.Завершение второе.
Наша былая жизнь иногда вспоминается с грустью, а иногда с радостью. Ежели б я намеревался вызвать сочувствие, то мне бы следовало тут попрощаться и поставить точку. Но поскольку часы мои сочтены, как и былого славного Петербурга, как и всей нашей ласковой и обильной Руси-матушки, то в горнем мире, полагаю, даже самое искренное сочувствие будет мне ни к чему.
Поэтому, пожалуй, обращусь напоследок и к более радостным воспоминаниям, предоставив грядущему искателю правды, ежели он найдётся, самому решать, какие из описанных впечатлений балагура, кокаиниста, бездельника и неудавшегося биржевого маклера Егорушки Свешникова являются наваждением, а какие подлинны.
…Итак, любимая Лизонька, невзирая на все мои волнения и тревоги, успешно проходила курс лечения в Германии, под уверенным попечительством доктора Ульриха фон Приапса и его коллег. Досадно, что шкатулка с её зацелованным нежным эпистолярием погибла в
Совращение невинных супругов 
webmaster@3iks.ru