Вот причудливый рассказ некоего Егора Свешникова, начало которого датировано 1912 годом, изложенный на пожелтевших листах ветхой тетради, найденной в подвале старого дома.
1.Средь шумного бала.
Бал, данный моим дядей по матери Аристархом Матвеевичем по случаю своего 60-летнего юбилея, звенел музыкой, блистал бриллиантами и струился шампанским. Оркестр в золотых камзолах музицировал вдохновенно, хмельные пары вальсировали в центре зала, под ярчайшим свечением люстр богемского хрусталя. Но посреди всего этого великолепия меня начало беспокоить, что моя Лизонька, отлучившаяся в дамскую комнату, не возвращалась уже более получаса. Зато там и здесь, развлекая гостей, появлялся дядя, сверкая орденами на стареньком генеральском мундире, и я решил спросить у него, не встречал ли он моей невесты в лабиринтах своей громадной загородной усадьбы.
— Ах да, милый, запамятовал сказать тебе! — Воскликнул он с виноватой улыбкой. — На наше торжество прибыл мой старинный друг, Корней Силантьич, профессор дамских болезней, коего ввиду загруженности делами я уже и не надеялся увидеть. И тут же, конечно, я его упросил обследовать Лизоньку.
— Но отчего так поспешно, во время бала? — Изумился я. Моя невеста, конечно, жаловалась на некоторые странные недомогания, но у прежних докторов они не вызывали тревоги. То, что Лизонька после окончания женского цикла возбуждается вплоть до сильных головокружений, эскулапы относили к временным и даже благоприятным явлениям: это, мол, непременно должно усилить наше чувственное общение, да и само собой переменится при начале семейной жизни.
— Егорушка, — назидательно сказал дядя. — Лизоньке перед свадьбой консультация такого светила совершенно необходима, мы ведь оба хотим, чтобы жизнь ваша была счастлива, а детишки — здоровыми.
— Ещё бы! — Подтвердил я. — Но могли хотя бы мне об этом сказать.
— А ты как раз полонезы выводил с баронессой Кирилловой, да и что за событие такое? Разве не стало бы для тебя приятным сюрпризом, если б Корней Силантьич подтвердил оптимизм прежних обследований? Но коль скоро они задерживаются, наберись терпения, дамское естество — явление весьма сложное, и подчас требует определённого времени и усилий, чтобы в нём разобраться.
— Что же, спасибо вам, дядюшка, — с благодарностью сказал я. — Уж действительно, это счастливый случай!
— Безусловно! А ты, милый, занимай покуда гостей, не подавай виду, что беспокоишься. Веселись, угощайся.
С этими словами дядя растворился среди фраков и бальных платьев, а я, успокоившись в своём неведении, направился к буфету.
2.Деликатный разговор.
А в то же самое время в стареньком охотничьем домике, находящемся на опушке леса, в дальнем рубеже поместья, в трёх с лишком верстах от бального зала, моя милая Лизонька, дрожащая и нагая, стояла на металлической плоскости германского ростомера, старательно, как велел профессор, вытянувшись вверх на кончиках пальцев ног и заложив ладони за голову.
Именитый гость не случайно решил провести приём пациентки в этом отдалённом и неприметном здании. Дело было не только в том, чтобы ненужная в данном случае дядина прислуга не мельтешила и не суетилась вокруг, — предварительная информация о недуге Лизоньки требовала абсолютной уединённости и секретности. Именно поэтому о деликатном деле загодя не сказали и мне, а вовсе не из-за полонеза с хохотуньей Кирилловой.
И вот в таком, необычном и новоявленном врачебном кабинете, моей бедняжке пришлось выдержать долгий и малоприятный осмотр в женском кресле, согласно распоряжению профессора, доставленном накануне вместе с багажом симфонического оркестра в ящике для концертного пианино. Теперь Лизонька, приняв горячий душ, исполняла необходимую, по мнению мучителя в белой мантии, специфическую гимнастику, сопровождаемую тщательным измерением её телесных и физиологических параметров.
Стыдливость и красота Лизоньки не вызывали у Корнея Силантьевича ни малейшего снисхождения, ибо моя возлюбленная
Варвары против амазонок 
webmaster@3iks.ru