— Верно. И Осип Кузьмичу туда не к чему. Староста то он староста, да только, ни его, ни мужиков, ни самой деревни Соколовой, в Агорадском станце уже с весны нет. Ушли от притеснений митрополита Сибирского и Тобольского Павла.
— А ты, Никофорушка, почто в Никонианскую церковь то ходишь? Парсуны на заказ пишешь. Ой, видно, ошиблась я в тебе. Правду говорят: баба — дура. А коль умной себя возомнила — то, дура вдвойне будет.
— Завтра мы отъедем до монастыря, — тихо ответил иконописец, подавляя ее восторженное восклицание взглядом с легкой укоризной, — а ты к Гостиному двору приходи на другой день. Послезавтра, стало быть. Осипу Кузьмичу я о тебя сегодня скажу — ждать будет. С ним и пойдешь, коль понравишься ему, то и до места доставит.
— Что, значит, — понравишься!
— Не об том сейчас мыслишь, Таисия Филипповна. Осип Кузьмич человек степенный. Жену, Матрену, имеет. Двух взрослых сынов, невесток, внуков пяток. Староверы они. Поповцы. И любят, чтобы женщина собою прилежна, скромна и чинна была...
— И взор пред мужиком долу держала...
— Ну, как знаешь. Другого для тебя попутчика, у меня, Таисия, нет. Придется до лета обождать.
— Ты обговорись с ним, Никофорушка, а за мной дело в лицедействе не станет. Ради любимого, я поскромничаю. Авось со смеху не лопну. ..
Рыжеволосая бестия запахнула на груди душегрею, кокетливо поправила платок и, рывком потянувшись, поцеловала Ершова в щеку. Быстро засеменив в направлении примыкающих к гостиному двору низеньких изб, она обернулась и снова помахала рукавицей иконописцу, смущенному ее внезапной выходкой.
Не успела Таисия свернуть в проулок, как чья-то рука крепко ухватила ее за запястье.
— Постой, не спеши, красавица. Не поспеваю за тобой, — раздался за спиной сильно простуженный голос.
Таисия занесла свободную руку для удара по наглому незнакомцу, что есть силы, но остановила ее в движении и удивленно выдохнула:
— Ванька-Каин!.. Господи! Чуть тебя не зашибла. Ты-то, как здесь оказался?
— Оказался... За великие перед государыней провинности приговорен к смерти, но помилован. Поначалу, сослан в Рогервик. После, переведен на демидовский медеплавильный завод в Бийске. Вот так-то, дива моя.
— Ой, ли! Не зануздал, а уж понукаешь.
— Хворь меня одолела, красавица. В бегах я. Помоги схорониться. Студеницу одолеть. Ни за старое, просто прошу. Не дай душе за медный пятак сгинуть.
— Коль так, пойдем. Как звать-то тебя. А то все Каин да Каин. Не любо мне сие имя.
— Села Иванова я крестьянин. Из-под Ростова. Крепостной купца Филатьева Иван Осипов.
— От хозяина-то, тоже бежал?
— Бежал... Да с того времени, на мне, милая, грехов, что на тебе красоты. Так что при случае или в разговорах, ты мне крестьянской родословной гисторию не порть. Помоги лучше идти. А то пока тебя дожидался, совсем в жар бросило. Ноги, словно не мои вовсе.
— Это что же, мы с тобой как полюбовники, в обнимку по дворам пред людьми пойдем?! Меня ведь тут знают.
— С монахом под ручку, стало быть, можно, а со мной нельзя. Я ведь от самой церкви за вами пле
тусь.
— Ну, Иван, это не твое дело! Мог бы и не плестись.
Таисия потрогала его сухой лоб.
— Горишь совсем. Так уж и быть, облокачивайся! Да только шибко не ластись. Почую, что за мягкое лапаешь, брошу прямо посередь улицы. И тогда хоть умоляй, хоть помирай — не подниму. Морозно. Через чуток, мальцы на тебе кататься, словно на санях станут.
Теряя последние силы, Осипов буквально упал на плечи Таисии Филипповны, но она под мужиком в пять пудов весом не
Семья превыше всего. Часть 1. Начало. Глава первая. 
webmaster@3iks.ru