никак не наступало. Меня удручала эта ситуация, но я никак не мог сообразить, что мне не хватает девочки, которая писает сильной струей у меня под носом. - А ты будешь сикать? - спросила она меня тут же, опустив подол. Что за вопрос! Я подошел на полшага к влажной ямке и приспустил трусы. Конечно, я этого не помню, но без сомнения могу сказать, что у меня была эрекция. Я был убежден, что хочу писать, но не смог это сделать так же быстро и уверенно, как она. Слегка потужившись, я сумел выжать лишь небольшую струйку. Разумеется, я не обратил внимания, вызвали ли мои попытки ее любопытство. Вероятно, да. Помню лишь, что я изо всех сил стремился попасть своей струйкой в самый центр девочкиной ямки. Мне было труднее это сделать, чем ей, ведь она сидела точно над углублением и писала, в отличие от меня, плотной, тугой струей, но, несмотря на это, даже она в самом начале и конце немного промахнулась. Больше я эту девочку не видел никогда. Если бы мы встречались с ней позже, я непременно настаивал бы на повторении той игры, которая поразила и заинтересовала меня, как никакая другая. И, естественно, я бы это запомнил. Но, увы, это был первый и единственный в тот раз случай, подаривший открытие женской красоты и тайны. После этого опыта я навсегда остался неравнодушен к позе писающей на корточках женщины, к виду мощной струи, наполняющей лужицу у нее между ног. И затем - черных трусиков, плотно охватывающих передним швом плавную линию лобка и уходящих к междуножию. Это первое в моей жизни эротическое впечатление не имело ни малейшего оттенка постыдности, запретности того, что меня так заинтересовало. К счастью, поблизости в этот момент не оказалось взрослых с их окриками и почему-то принятыми в таких случаях наказаниями детей, поэтому то, что произошло, не омрачилось чувством преступления общепринятых норм. Конечно, со временем, спустя год-два, я уже знал, что таких вещей необходимо стыдиться и думать об этом лишь тайком. Но мысли-то и желание повторить увиденное никуда не исчезли! Естественно, когда впоследствии я становился свидетелем подобных случаев, они неизменно вызывали живой отклик и волнение в моей душе и, как магнит, всегда притягивали мое внимание. Через год я уже жил с родителями в городе. Это был старый бабушкин дом безо всяких коммунальных "удобств", но зато с уютным садиком, где росли вишня и ранетки, а в дальний запущенный угол сквозь причудливо изогнутые ветки древней черемухи с ошметками весенней паутины едва пробивались солнечные лучи. Там так приятно было сидеть летом на пару с бабушкой и попивать чаек с вареньем в завитой плющом беседке! В один из таких дней и произошел маленький эпизод, ожививший впечатления, вызванные моими недавними воспоминаниями о деревне. Как обычно, летом бабушка возилась в нашем садике, а мы с двоюродной сестренкой Валюшей крутились рядом в поисках повода занять наши любопытные умы. Валя на год старше меня, и в ту пору ей уже исполнилось целых 6 лет, чем она бравировала передо мной при каждом удобном случае. Она была крепенькой полненькой русоволосой девочкой на полголовы выше меня, весьма подвижной и шустрой, а источник ее замыслов и инициатив всегда был переполнен и находился в моем распоряжении - к обоюдному удовольствию. Трудно сказать, чем конкретно мы занимались в тот день, но вдруг вне малейшей связи со всем происходящим Валюша прокричала бабушке... - Баб, можно я пописаю прямо здесь? Конечно, эта фраза мгновенно приковала мое внимание к
сделала то о чем мечтала 
webmaster@3iks.ru