Мы тогда лыжами занимались, прямо после школы шли ... брали свои спортивные сумки и шли на лыжах бегать, как будто, медом там было намазано.А тренер наш, Федор Евсеевич, был мужик серьезный и строгий. Со трогостью ко всему относился, но особенно к урокам и оценкам. Видать, считал себя в ответе за нашу успеваемость, поскольку, большую часть времени, когда не учились, мы там с ним проводили, на лыжной базе.Мужик он был простой и бесхитростный, и к контролю за успеваемостью тоже подходил без всяких там педагогических изысков. Раз в неделю, по пятницам, мы приносили ему дневники на проверку. Он просматривал содержание за последнюю неделю и назначал каждому свое из расчета два "тапочка" за каждую двойку или за каждое замечание о плохом поведении."Тапочки" - это просто. Спускаешь штаны до колен и ложишься животом тренеру на колено. Он берет в руки кед - это обувь такая была, с матерчатым верхом и резиновой подошвой - берет, стало быть, его в руки и лупит со всей дури по выставленным кверху беззащитным розовым ягодицам, которые ежатся и дрожат от ужаса.Евсеич, как уже сказано, был мужик серьезный и, если уж за что взялся, на полдороге не останавливался и простой демонстрацией намерений не ограничивался. Иначе говоря, лупил он нас, как сидоровых коз, так что мало кому удавалось удержаться от позорного крика. А потому, из деликатности, экзекуция проходила наедине с тренером. Только ты и "тапочек" в комнате. Остальные лыжники сидели пока снаружи, ожидая своей очереди.Был там среди нас один мальчишка, Олегом звали ... Вот о нем - и рассказ. До этого случая я на него внимания особого не обращал - команда-то большая, а он такой был, из неприметных. Невысокий, щуплый, белобрысый пацан, ничего особенного, и голос такой тоже, тихий, детский еще (мы-то тогда все больше басом разговаривали, седьмой класс, как-никак, шестнадцать лет - такие маленькие мужички, а он отстал как-то, видать, ну, у всех же свое расписание).А началось все с того, что он, Олег этот, "тапочек" заработал несколько, не знаю уж за что. Вообще-то, он нормально учился, хорошо даже, можно сказать, и поведением тоже не выделялся, так что, для него "тапочки" эти вновинку были. Пошел он туда, к Евсеичу, с дневником, этак, на отлете, как будто змею несет ... а сам бледный - мне-то видно со стороны - и коленки трясутся. Я сперва значения этому не придал, дело-то житейское, уселся на лавочке неподалеку, думаю, подожду.Времени много прошло - может, десять минут целых - пока он опять появился. Я уже и ждать устал, уходить думал, ну сколько я там буду сидеть в самом деле, правда? И тут смотрю - выходит.Но идет как-то медленно больно. И морду в другую сторону отворачивает. Я - к нему, ты чего, мол, сколько я тебя ждать буду-то?! И тут вижу - он плачет! Старается сдержаться изо всех сил, потому и лицо отворачивает, пытается улыбаться, губы растягивает ... а из глаз слезы катятся, громадные такие капли.И так мне его жалко стало, что чуть сам не заревел, ей богу. Обнял парня за плечи, которые сразу трястись начали, мелко так, жалобно, отвел на лавочку усадил. "Ну ладно, - говорю, - чего ты? Все уже, типа, прошло"... А он, как это обычно бывает, когда утешают, наоборот, совсем разревелся. Прижался щекой к моей груди так, что майка насквозь промокла, и рыдает, как маленький. А я сижу, одной рукой его по голове глажу, а другой по спине вожу туда-сюда ... она худая у
Попка горячей армянской девственницы 
webmaster@3iks.ru