Яснее некуда, — вздохнув, ответил я. — Он меня нашел, кстати.
Она тут же повернулась ко мне и удивленно посмотрела сверху.
— Написал в тот же день, когда я ездил к Ангелине, — добавил я.
— Чего он от тебя хотел?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Видимо просто хотел обозначить, что знает обо мне и что я пытался его найти. Прямых угроз не было, но хватило и намеков.
— Ну а ты...?
— А что я? Сказал ему то же самое, что и Вам. Что не хочу влезать в это дело.
Повисло молчание. В окружавшей нас классной суете напряжение разряжалось. Валера уже схватил упаковку одноразовых стаканов и начал разливать газировку по ним, с таким азартом и праздничным настроением, как будто у него в руках пенящееся шампанское.
— Может и Вам стоит бросить эту затею? — спросил я, чуть повернувшись к Инне Фёдоровне.
Она вздохнула, сняла свои очки и начала тереть линзы пальцами.
— Видишь ли, я не могу, — ответила она непринужденно и, снова надев очки, продолжила, глядя куда то в сторону от меня. — Я директор школы и отвечаю за учеников, и то, что произошло с Ангелиной... Но я не могу действовать открыто. Я понимаю чего ты испугался и не могу винить тебя за это, но я очень надеялась на твою помощь.
— Спасибо, — кивнул я. — Рад, что Вы понимаете меня.
Снова повисла тишина. Мы оба смотрели на моих веселящихся одноклассников, даже не подозревающих о происходящем. Мы оба смотрели на Артура, который, взяв полный стакан апельсиновой газировки, поднес его к Насте
—ПЕЙ! ПЕЙ! ПЕЙ! — подначивал Валера.
Настя захихикала, глядя на него через плечо, повернулась к Артуру, убрала руки за спину и закрыла глаза. Артур начал потихоньку вливать ей газировку в рот и девушка начала одновременно хмуриться и смеяться, продолжая глотать под ритмичный клич Валеры.
— Он где то рядом, — сказал я, глядя на все это. — Где-то у всех на виду.
— Паук всегда в центре паутины, — со вздохом сказала Инна Федоровна.
— Кстати красивая была речь, — сказал я, после еще одного непродолжительного молчания. — Долго писали?
— Писала? — усмехнулась Инна Федоровна. — Я сказала от души. Не знаю, видимо уже привыкла произносить речи и теперь они сами собой складываются. Ха-х, а на первой моей школьной линейке еще в роли завуча я несла такую чушь, что и вспомнить страшно.
Я представил себя на ее месте и мне вообще не по себе стало. Всем же приходилось произносить какие то речи и тосты? Особенно в семейном кругу, когда все уже высказались и очередь доходит до вас. И вы сидите, и ощущаете устремленные на вас взгляды, ждущие какой то прям НУ ВАУ БЛЯДЬ КАКОЙ речи, ораторским искусством уступающим разве что Цезарю. Я ненавижу эту хрень. Почему нельзя в такие моменты затравить матерный анекдот? На месте Инны Фёдоровны, наверное, затравил бы. Мне бы хватило ума... Или безумия.
— Чего она так хмурится? — тем временем удивленно глядела Инна Федоровна уже на Дашу, которой так же вливали в рот газировку. — Неужели я так давно не пила газировку, что уже забыла как она раздражает?
— Разве не очевидно? — усмехнулся я. — Они туда водки подлили.
— Так, ладно, — поправила очки директриса. — Я тут тогда лишняя. Веселитесь.
И с этими словами она медленно удалила свою персону из класса, оставив кучку взбалмошных одиннадцатиклассников веселиться. Через несколько минут в ту же дверь удалилась Катя, а за ней и Макс поплелся. Я же в этот момент, наконец, написал
Моя любимая мама 