— Не думай о нём. Его уже считай нет, — говорит Юля. — Его теперь в землю закопают.
— Всё равно сволочь ебучая, — с удовольствием повторяет ругательство Полина, не любившая никогда мат.
— Хочешь, пойдём ещё одного прибьём? - предлагает Юля, весело раскачивая свёртком с топором.
Полина поворачивает голову и смотрит на Юлю, но та не смеётся.
— Так что, пошли? Боишься?
— Нет, — отвечает Полина, но губы её противно дрожат.
— Я буду убивать, — говорит Юля. — Я. Ты будешь только смотреть, — она вдруг улыбается какой-то ясной, ласковой улыбкой, и тихо смеётся, и Полина, сама не зная почему, тоже смеётся.
Они долго целуются в ночи, а потом шатаются по ночным улицам, не зная своего пути, они движутся в темноте между безжизненными строениями, как маленькие астероиды в тени пылевых облаков. Фонари же словно большие космические светила проплывают мимо Полины. Шаги её легки, ноздри дышат ароматом смерти. Смерть вокруг неё, подобная бескрайним полям белых цветов, объятым тишиной, подобная опустившейся к самой земле Луне, веющей морозом своей вечности, и Полина больше не боится заблудиться в тёмных улицах, потому что ей всё равно, где быть в этом безмолвном некрополе, над которым ей дана неведомая власть.
Юля, оставив Полину, пересекает узкую проезжую часть, и спрашивает у случайного прохожего, тоже один в один похожего на дядю Илью, который час. Он останавливается, поднимает руку с часами в пятно фонарного света и точно называет время своего конца. Юля приникает к нему, обвивает руками его шею и, приподнявшись на цыпочки, достаёт ртом до его лица. Они целуются, и прохожий берёт Юлю рукой за спину, притягивая ближе к себе, так что её рубашечка ползёт вверх и обнажает грудь. Пальцы Юли скользят по его волосам, она трётся о него голой грудью и животом, потом, вдруг резко оторвав рот, кусает в шею. Всё происходит молниеносно и беззвучно. Через щёку Юли выхлёстывается фонтан крови, оставляя широкий стекающий след, они оба дёргаются, прохожий хватает рукой Юлю за волосы, чтобы оторвать от горла, и тогда она опускает правую руку, в которой у неё есть что-то, и этим бьёт его в живот: раз, раз, раз! Он кренится вперёд и падает, валит её на асфальт, она выворачивается из-под него. Он дёргается, с хрипом поднимаясь на колени, кровь вырывается из его шеи вбок, как из сифона.
Воистину живуч он, неведомый путник ночи, вышедший из ниоткуда в никуда, прижав руку к прокушенной шее, он хрипит и дёргает головой, пытается встать, чтобы ударить Юлю, но боль в животе перекашивает его, уже стоящего только одним коленом, хрип превращается в ругательство, в тяжёлый стон. Тогда Юля, отступившая на шаг, хватает его за волосы и быстро бьёт в лицо, теперь Полина ясно различает, что в руке у неё топор. Ей делается холодно от выступивших капелек пота, и Полина просто садится на асфальт, потому что так ей легче не упасть в обморок. Тошнота не отступает и беззвучие шумит в ушах.
— Пошли, — говорит Юля, стоя над ней.
Лицо её и рубашка забрызганы кровью. Полина кивает и бледно улыбается, стараясь не выдать давящей на горло тошноты.
— Ты можешь идти? Ты, наверное, крови боишься.
Полина снова кивает, соглашаясь, что боится крови, и совершенно не понимает, как ей встать. Юля тянет её за руки, и, опираясь на её спокойное тело, Полина всё-таки встаёт и медленно бредёт куда-то, облизывая губы и думая только о рвоте.
Вечеринка удалась 