снова поплелся вслед за ней по петляющей среди высокой травы лесной тропинке.
Тем временем, ало-пунцовый солнечный диск, неумолимо склоняясь к закату, всё сильнее окрашивал сосны, да кусты в свои размашистые бордовые оттенки. Лихие ветерки наполнились ещё более освежающей прохладой. Однако, от трав и земли, продолжало веять приятно ласкающей теплотой.
Всё жмурясь от летящих в пространстве нежных лучей солнца, я, продолжая невольно наслаждаться с Анкой хмелящей атмосферой соснового бора, вскоре, почувствовал новую усталость. Усталость, которая в моем 42-летнем теле усилилась в разы, когда ведущая нас вперед тропинка резко прервалась неожиданным буреломом – хаосом, из поваленной некогда сильным ветром уже изрядно пожухлой древесины десятка сосен!
Моя стройная Анна, «заскакав» как лань, легко и беззаботно смогла преодолеть сей бурелом. Я же, как танк, со всей тяжкой ношей, сразу же стал увязать в нем, начав ещё быстрее терять итак небольшой запас оставшихся сил.
— Ха-ха, эй, толстый! – глядя на мои потуги, весело рассмеялась надо мною с небольшого пригорка Анна. – И что ты такой неуклюжий?! Пап, тебе перед походом все-таки надо было скинуть хотя бы десять кило! Мой Винни-Пух! Ха-ха-ха!
— Или загрузить кое-кого хотя бы свертками покрывал! – тяжко пыхтя-да-стеная, сквозь льющиеся потоки пота откликнулся ей я, едва не застревая с концами в груде поваленных сосен.
Наконец, кое-как выбравшись из этого чертового бурелома, я вскоре приблизился к ней, и, мы, как ни в чем не бывало, двинулись по вьющейся тропе дальше.
«Ну, надо-же, она даже не поцарапалась! – через некое время спустя, просто изумился я, глядя на белизну её семенящих ног. – Ни царапинки!»
Однако, вновь теряя силы - как от своей ноши, так и сего затянувшегося подхода – продолжал тяжело брести дальше уже ни думая ни о чем. Продолжал брести вслед за нисколько неутомленной Анной - под стремительно снисходящей розово-бордовой вуалью вечера, растворяясь вместе с нею в мерно потрескивающей гуще соснового леса...
**********
Словно огромное шелестящее море, с заходом солнца, сосновый бор стремительно погрузился в волнующую густоту сумерек. С их пролившимися чернилами контрастной темноты, беспокойное шуршание, стрекот и копошение природы, в одночасье сменилось в одну симфонию таинственных мистерий леса. Воздух стал ещё более насыщенным, с непринужденной легкостью опьяняя своей девственной чистотой.
Найдя небольшую полянку под соснами, мы с дочерью, наконец, разбили бивак. Ещё до сей расползающейся тьмы вечера, я успел насосом накачать нашу оранжевую палатку, а Анна собрать ветки, да разжечь костер. Наш очаг - пред которым, она, вскоре, расстелив прямо на траву одно из алых покрывал (иное я уже постелил внутри палатки), выложила на него из рюкзака зефиры, шампанское, да хрустальную чету бокалов.
— Пап, откроешь? – спросила она, указывая на «Моэт» и, «поймав» взглядом мой скромный кивок, тут же добавила. – А я пока займусь зефирами.
Действительно, загодя выделив из вороха веток для костра парочку более-менее прямых палочек, она принялась нанизывать на них приготовленные зефиры, словно куски мяса на своеобразные шомпола. Я же, взяв бутылку элитного шампанского, деловито сжал его закупоренное серебристой фольгой горлышко, да оперев его днище о пах, резко взболтал его: через мгновенье, емко хлопнув на весь лес, вылетевшая как пуля пробка куда-то исчезла в кустах, а из раскрывшейся бутылки мощными потоками забила белая пена!
— Ха-ха, круто! – рассмеялась дочь, глядя как я невольно фонтанирую меж ног сим бодрым шампанским.
Мгновенно осознав интимный намек, я, лишь отозвавшись смущенной улыбкой, бережно разлил хлещущий «Моэт» в наши бокалы, один из которых, сразу же подал дочери.
— Ну, дочка, с Днем Порождения тебя! – громко начал я тост. – То есть, с Днем Рождения! Как
Чудесные деньки в деревне с печальным исходом 
webmaster@3iks.ru