Около магазина постоянно отирался Колян, неопрятный, дурно пахнущий мужик, весь в щетине и миазмах застарелого похмелья. Он был нашим соседом со второго этажа, запойным пьяницей и работал где-то сторожем.
— Сашок, привет! Как дел?
— Дядь Коль, возьми бутылку вина.
— У-у, салабоны, заколебали. Нальёшь?
— Нет вопросов.
Колян, тут же схватил у меня сумку, деньги и помчался, в открытую дверь подсобки. Минут через пять он вышел, довольно жмурясь.
— Слышь, я стопарь себе налил, остальное заткнул пробкой.
— Спасибо. Только, дядя Коля, матери…
— Могила! В первый раз, что ли.
— Я подхватил сумку и помчал домой. Квартира встретила тишиной и полумраком, только в квартире у Тюриных, напевал тоненький голос. Я заглянул в комнату. Нинка сидела на диване, что-то шила и мурлыкала песню.
О моей соседке разговор особый. Некрасивая, с расплющенным толстым носом, крупной грудью, но очаровательными ножками и попкой, она закончила ПТУ на штукатура-маляра. Самое главное, в разговоре моих знакомых пацанов проскальзывали на неё характеристики, как на девушку, которая «даёт». Я жил с ней в одной квартире и как-то не рассматривал Нину, как сексуального партнёра.
— А Федька где?
— Они с матерью, до вечера ушли к тёте Гале, имениннику костюм шить. А ты что делаешь?
— Да ничего, только с улицы пришёл. Пойдем ко мне?
Она немного замялась.
— Шить надо… Хотя пойдём.
Войдя в нашу комнату, Нинка сразу же включила телевизор и уселась напротив, на кровать мамы. Телевизор – это круто! Не забывайте, шёл 1965 год и люди с «ящиком», считались чуть ли, не небожителями. Мама, хотя и получала немного, сумела за год скопить на маленький « Рассвет» и он каждый день, выдавал одну программу с 14 до 20, с обязательными новостями, вестями с полей и т.д.
— Как дела?- спросила Нина, запрыгнув на диван, предварительно включив телевизор.
— Нормально, - я медленно, с чувством, начал опорожнять сумку.
— Ничего себе, откуда такое богатство?
— Мать денег оставила, дядя Коля помог отоварить. Будешь?
— Я не знаю, мать унюхает – отпиздохает по первое число.
— Да не боись, зажуём лаврушкой, что в первый раз, что ли?
Нина задумчиво посмотрела на пузырь и видимо, что-то решив, махнула рукой:
— Ладно, наливай, я сейчас с кухни чего-нибудь закусить принесу.
Она ушла, а я взял из серванта два фужера, протёр их и наполнил светло-коричневым портвейном. Первая у нас пошла хорошо и, не останавливаясь на достигнутом, тут же выпили ещё. Нина раскраснелась, у меня зашумело в голове – первичные признаки опьянения налицо, вторичные признаки пошли, когда я уселся рядом с ней на диван. Нинка внимательно смотрела какую-то лабуду по телеку, а может, делала вид, халат на сиськах оттопырился и было видно, что лифчика на ней нет. Я её приобнял за плечо и уткнувшись в телевизор, начал поглаживать, постепенно спускаясь всё ниже и ниже.
— Ты чо? – сняла мою руку Нина. – Не балуйся.
Я подошёл к столу и разлил остатки из бутылки себе и ей. Дружно выпили, закусили сырком, и я, осмелевший, обнял её уже двумя руками и полез целоваться. К поцелуям, она отнеслась, на удивление спокойно и наши губы слились. Благо, полгода назад, тренировался на однокласснице. Пальцы мои, легли на твёрдую грудку и начали её мять, особое внимание уделяя соску, торчащему, как спелая черешня.
— Саша, прекрати, не надо, - почему-то зашептала Нинка, вяло пытаясь, снять мою руку. Но тут опьянение, достигло нужной кондиции, когда всё по барабану. И я стал аккуратно, заваливать девушку на диван, опустив руку шаловливую, на толстую, мягкую ляжку.
— Ой, что ты делаешь, - так же тихо прошептала Нина. –