чем люди признают. Однако братская любовь - это совсем другой вид ядовитых змей-убийц. Мои сестры ни за что бы этого не почувствовали.
Я оказался в ловушке между двумя диаметрально противоположными побуждениями. Больше всего на свете я хотел быть со своими сестрами, но в то же время я был в ужасе от того, что произойдет, если мы снова будем вместе. Если они узнают, что я чувствую. Их молчание в те первые несколько недель было одновременно и лучшим, и худшим, что могло случиться. А я застрял, барахтаясь между ними.
И вот - поскольку мне ничего не оставалось делать, кроме как барахтаться в своих чувствах, - я неохотно вернулся к обычной студенческой жизни. Странно, как можно чувствовать себя таким изолированным в месте с четырнадцатью тысячами человек. Я жил в кампусе в крошечной комнате общежития, которая больше походила на тюрьму, чем на студенческое жилье. Маленькие комнаты, цементные стены и общие ванные комнаты. У моего соседа по комнате была серьезная девушка, и он обычно бывал у нее дома. У меня было несколько друзей, и мы иногда тусовались. Но в основном я был один.
Затем, ни с того ни с сего, прямо посреди моего утреннего курса литературы по Шекспиру в понедельник, я получил семейный текст, на который надеялся. Но это было не от кого-то из моих сестер. Это был мой отец.
«Нам нужно поговорить».
Дерьмо. Он даже поставил точку в конце предложения. Это был действительно плохой знак.
Сразу же в моей голове пронеслись все наихудшие сценарии, которые я мог придумать. Так вот почему я ничего не слышал о своих сестрах? Узнали ли мои родители о том, что произошло на каникулах? О Боже, если бы мой отец узнал, что я трахался с Эми, Брианной и Дженной, я был бы покойником. Если бы он узнал, что я, возможно, обрюхатил близнецов, он убил бы меня дважды.
Я вскочил со своего места посреди лекции и выбежал из здания. Я нашел тихое местечко во дворе, вставил свои AirPods и помолился богам кровосмешения о пощаде. Я едва могл нажать на имя моего отца в списке контактов, так сильно дрожали мои руки.
«П... привет, папа».
«Как дела в школе?» - весело спросил мой отец.
«Прекрасно», - сказал я. Он звучал нормально. Может быть, это было нормально?
«Нам нужно поговорить о близнецах», - сказал папа. Нет. Не в порядке. Все было не в порядке. «Не мог бы ты рассказать мне, чем ты занимался со своими младшими сестрами?»
Может быть, если бы я выскочил на дорогу, со мной все было бы в порядке. Попасть под двухтонный автомобиль, а затем размолоться в лепешку было бы гораздо менее болезненно, чем слушать, что будет дальше.
«Папа, я... Я имею в виду, я могу объяснить. Я буду. Это просто...»
«Я знал, что ты был близок с Брианной и Дженной, - сказал мой папа, - ну, ближе, чем ты когда-либо был с Эми. Хотя это ни о чем не говорит.»
«Эми, да. Я имею в виду, я думаю, все началось с нее...»
«Действительно? Мне трудно в это поверить», - сказал папа. «В любом случае, все, что я могу сказать, это то, что твоя мама в восторге».
«Подожди. Что?»
«Что?» - спросил папа.
«Ты только что сказал, что мама в восторге?»
«Конечно», - сказал папа. «Она так счастлива, что вы трое ладите. Слышал ли ты хотя бы половину того, что близнецы говорили о тебе в последнее время? У тебя бы распухла голова.»
«Что?»
«Чейз такой умный. С Чейзом так весело быть рядом. Чейз такой забавный», - сказал папа, подражая пронзительному голосу сестры. «Весь
Моя чувственность - мое проклятие... 