ещё и такой уставший был, что не до скоморохов мне было... Как друг слышу, кто-то из баб орёт: «Петро! Петро!!! А ну, подь суды, да быстрей, быстрей давай!..» Народ расступился, на меня все косятся, крестятся... У меня аж внутри всё опустилось – грешным делом подумал, уж не с младшенькой ли дочерью беда какая теперь приключилась...
Пётр Иванович не мог говорить из-за подступившего к горлу кома. Я встал со своего стула, подошёл к нему со спины и взял руками за широкие плечи.
— Не волнуйтесь Вы так... Ведь теперь уже всё позади, что бы там ни было...
— Да-да... Вы правы... Так вот, когда подошёл – так и обмер! Посреди ярмарочной площади стояла она – моя Катюша! Целёхонька!!!
Он снова затрясся, срываясь на плач, но быстро взял себя в руки.
— Вот только одежды на ней не было. Никакой. Совсем никакой... Бабы тотчас окружили её, прикрыли платками, да кофтами, которые продавали – зябко ведь было в то утро. Я к ней – а она будто и не узнаёт меня вовсе. Глаза – как стеклянные, смотрит куда-то мимо, никого вокруг не замечает. Но жива!.. Понимаете – ЖИВА!!!
— Да что Вы говорите?.. И вправду это была Ваша пропавшая дочь?
— Так, а кто ж ещё?! Конечно, она! Я про товар и думать забыл, схватил её на руки – и домой со всех ног!.. Дома – переполох, жена – к ней, а она и мать не узнаёт...
— Ох, как же вы такое пережили: сначала пропала, а теперь вернулась и родителей не узнаёт!.. Но вы не отчаивайтесь, такое часто бывает после перенесённых стрессов и потрясений. Память к ней вернётся, обязательно вернётся! – попытался я успокоить взволнованного отца.
— Так и есть... вернулась к ней память-то... Она проспала дня три, наверное, почти не просыпаясь. А когда проснулась, и мать, и меня, и Эле́н – сестрёнку свою – тоже вспомнила... И чувствовала себя она вполне даже сносно. Всё, как будто, стало налаживаться. Так нам казалось, но...
Он задумался, вздыхая и подбирая слова. Я опять присел на свой стул, продолжая внимательно слушать.
— Но в ней словно что-то поменялось... Как бы Вам это объяснить... Иногда смотришь на неё – это та самая наша Кати́, которую мы все знаем и любим... А порой – вроде как бес какой в ней поселился, что ли! – произнёс он почти шёпотом, отчаянно крестясь.
— Ну, что Вы, Пётр Иваныч!.. Разве же это бес?! Выросла, повзрослела просто Ваша девочка – вот и всё! – попытался я разрядить обстановку
— Эээ, неет!.. Не скажите! Я знаю, как дети взрослеют. Знаю, какими они порой становятся невыносимыми, но тут... – он опустил взгляд в пол.
— Что же такого она говорит?.. или делает?.. Головой вокруг себя вертит? Стульями швыряется? Непристойно ругается? На новых иностранных языках вдруг заговорила? Голосом у неё изменился? Или что?.. – я был готов услышать подтверждение своих худших предположений.
— Да нет, ничего такого... девчонка, как девчонка, но... – он опять осёкся, – стыда в ней только совсем не осталось – вот что!
Меня аж отпустило – как бы то ни было, экзорцист ей точно был не нужен.
— О чём Вы говорите? Грубит старшим? Такое тоже бывает...
— Нет-нет, доктор, Вы не поняли. Я про тот стыд, что каждая девица в секрете хранить должна. А она как нарочно напоказ всем выставляет. Прелюбодеяниями сама с собою на людях занимается! Даже страшно подумать, чему младшую сестру-то теперь научит!..
— Вот теперь я точно ничего не понимаю. Это ж как же такое
не дотерпела и описалась в штаны 
webmaster@3iks.ru