"Мы фантазировали о том, кого бы мы хотели трахнуть, если бы могли получить любого, кого захотим, и я сказала, что хотела бы посмотреть на тебя и ее в постели вместе".
Фиона почувствовала толчок возбуждения в своей киске. Она знала, что должна быть потрясена, но это было не так.
"Она выглядела слегка шокированной, - продолжала Аннабель, - но я могла сказать, что ее возбуждает эта идея. В конце концов, она сказала, что определенно трахнет тебя, но без моего присутствия, потому что это было бы жутко".
Фиона хотела сказать, что понимает, почему Софи так себя чувствует, но слова не шли у нее с языка.
"Тогда я сказала ей, что хотела бы присоединиться и сделать это втроем. Она ответила: "Что? Ты хочешь сказать, что хочешь трахнуть свою мать? Это отвратительно". Она просто сидела ко мне спиной и отказывалась говорить. Я сказал ей, что не собираюсь извиняться за то, что чувствую к тебе, и она сказала, чтобы я уходила".
Сердце Фионы колотилось в груди. Несмотря на все ее усилия держать его в узде, ее киска вела себя неправильно. Не помогало и то, что лобок дочери прижимался к ее лобку. Ее соски затвердели, и она почувствовала, как сок из ее киски начал просачиваться в трусики.
"Ну, ты ничего не хочешь сказать, мамочка?" спросила Аннабель, просунув руки под обрезанный подол маминого свитера, по теплому торсу и сжав упругие груди через лифчик.
"Аннабель, не делай этого, прекрати", - закричала Фиона, схватив дочь за руки и со всей силы оттолкнув ее.
Явно потрясенная Фиона попыталась отвлечь внимание от того, что только что произошло, подойдя к раковине, чтобы наполнить чайник. Аннабель последовала за ней, обняла ее сзади и поцеловала в затылок. Фиона снова вырвалась и бросила на дочь назидательный взгляд, но все еще не могла найти в себе силы сказать Аннабель то, что должна была сказать ей уже много раз. Она знала, что ей следовало решить этот вопрос с самого начала и сказать, что она - ее мать, и она никогда не позволит себе заниматься с ней сексом, ни при каких обстоятельствах.
Ее останавливал лишь страх, что открытое признание этой темы заставит ее существовать в реальности, и, если это произойдет, в глубине души она знала, что поддастся на уговоры дочери.
"Хорошо, мама, я оставлю тебя в покое, если ты этого хочешь, но я не думаю, что ты действительно хочешь этого".
"Я делаю чай, хочешь?" - спросила Фиона, пытаясь привнести в разговор хоть немного нормальности.
Фиона почувствовала облегчение, когда Аннабель решила сменить тему.
"Да, пожалуйста, с удовольствием. Итак, ты готова к своему большому делу на этой неделе?"
"Думаю, да, у нас есть все шансы снять ее, ведь реальный ущерб нанес ее партнер".
Команда юристов Фионы защищала женщину-констебля полиции в возрасте около двадцати лет. Она обвинялась в нападении, а ее напарник, пожилой, гораздо более опытный мужчина, обвинялся в убийстве. Их вызвали на тревогу в дом покойного. Мужчина-офицер ударил мужчину электрошокером, а также обвинялся в нанесении ударов ногами по голове и верхней части тела. Женщина использовала дубинку и, как утверждается, дважды ударила мужчину по рукам и спине.
Дело было резонансным, поскольку погибший был известным гитаристом с проблемами психического здоровья, и оно должно было привлечь внимание прессы. Мужчину представляла команда юристов из палаты, в которой в настоящее время работала Аннабель. Суд должен был длиться неделю, но в итоге он затянулся на две недели.
На протяжении всего процесса Аннабель понимала, что должна поддерживать свою мать и облегчать ей жизнь. Она по-прежнему целовала и ласкала
лишение невинности анечки 