из головки, грубо оттолкнул тещу от себя на кровать и сам рухнул рядом, головой к ее ногам.
Несколько минут Владимир и Галина Романовна пролежали в тишине, нарушаемой лишь тихими отзвуками работающего в соседней комнате телевизора, да их постепенно успокаивающимся дыханием.
Первым поднялся и сел парень. Он без всякого стеснения взглянул на обнаженную теще, и та, густо покраснев, скрестила и поджала ноги, прикрывая промежность, а руками спрятав сиськи. В ее глазах, полных отчаяния от осознания произошедшего, стояли слезы за ту вину, которую она испытывала перед собственной дочерью.
— Что же я наделала, Володя? – с мольбой спросила Галина Романовна.
Владимир подался к ней, положил свою ладонь на прикрывающие грудь руки женщины, и, приблизив свое лицо вплотную к ее лицу, уверенно ответил:
— Ничего такого, за что следовало бы раскаиваться.
И тут он стал жарко целовать ее губы, которые с радостью и облегчением приняли мужскую ласку и стали целовать парня в ответ.
После долгого поцелуя Владимир привстал и сказал, глядя в глаза теще:
— Пойдемте, выпьем. Все-таки нужно проводить старый год. Да и поговорить не мешает.
Он встал и вышел из комнаты, даже не взглянув на свою одежду, валяющуюся на полу.
Галина Романовна хоть и чувствовала себя виноватой, но боялась признаться сама себе, что действительно не испытывает никакого раскаяния за содеянное. Впервые за очень долгое время ей было хорошо – и душой, и телом -, и женщина считала, что достойна этого мимолетного, развратного приключения, подарившего ей столько восхитительных ощущений.
Решив, что пускай жалеть она будет потом, а сейчас стоит как следует порадоваться, женщина встала с кровати, чувствуя, что внутри все теплое и невесомое. Она хотела прикрыться, но, увидев только бюстгальтер, сразу вспомнила, что платье так и осталось валяться в ванной комнате.
Секунду поколебавшись, Галина Романовна махнула на одежду рукой и отправилась за праздничный стол совершенно голой.
В конце концов, Владимир прав: нужно проводить старый год, а одежда пускай подождет.